Корона - [3]

— Зачем? — спросил Тета. — У вас прекрасные корабли.

— Лодки хорошие, — согласился юноша, — но на них очень долго лететь. Мы хотим вернуться сегодня же, в крайнем случае завтра.

— Отец не хочет, чтобы мы покидали систему Новы, — подал голос Кит. В этом голосе не было и следа энергии и задора. — Поэтому наши лодки не оснащены подпространственными двигателями, и мы летаем пешим ходом.

— Ага, — беззаботно подтвердил Джонни. — Отец думает, что нас могут похитить, и запрещает нам улетать из-под крылышка своих адмиралов.

— В этом отношении отец прав, — сказал Кит. — Нас действительно могут похитить. Или убить.

Он сказал это будничным тоном, без оттенка подросткового недовольства, которого можно было ожидать. Он просто сообщал факт. Окойе решила, что Джонни, как и отец — ярко выраженый экстраверт, а Кит — парень интровертированный, тихий. И ещё… Вавилоняне с неохотой думали о вопросах крови, но Окойе не могла не отметить, что «горная кровь», гены сидай куда сильнее выражены в Джонни. Именно это волшебное очарование люди называют «гламур». Гламур, колдовское обаяние сидай. Или это всё чепуха, просто Джонни очень красив?..

— Вы человек? — вдруг спросил юноша.

— Нет, — ответил Тета. — Я андроид, искусственная личность, созданная учёными Вавилона.

Джонни подошёл к Тете и принялся беззастенчиво рассматривать его сверху вниз. Тета стал в свою очередь рассматривать Джонни, но эта попытка ввести юного варвара в рамки приличия не увенчалась успехом. Может быть, потому, что Тета смотрел снизу вверх. Джонни не выказывал презрения или страха, только огромное любопытство. Юноша изучал Тету, а андроид — эту эмоцию. Тета интересовался человеческими эмоциями и выражением лиц. Наблюдения помогали ему учиться. Окойе хихикнула в ладонь, глядя на безмолвную сцену. Человек и AI, первый контакт. Она уселась в своё кресло, заказала у корабельного сервиса капуччино и почувствовала себя куда уверенней, чем в лифте.

— Это не так просто, — сказала она, помешивая напиток. — Мы не знаем, что скажет на это ваш отец.

— Почему, знаем, — сказал Кит, садясь на ступеньку, которая поднимала над мостиком кресло Теты. Он осмотрел андроида мимоходом, зато заинтересовался панелью управления. Кит, кажется, знал, что капитан «Румы» — AI. — Просто позвоните отцу. Мы всего лишь хотим слетать к огромному термоядерному костру, с которого всё время срываются протуберанцы, протоновые лучи, вспышки… Ерунда. Разумеется, он разрешит.

Это шутка или нет? — в замешательстве спросила себя Окойе. Тета с Джонни наконец оборвали немую сцену. Юноша отошёл и сел в кресло поближе к Окойе. Андроид активировал связь с Вавилоном-7.

— Соедините меня с президентом, — попросил он. Его опять не поняли.

— Президентом корпорации?

— Президентом Патрии. Его сыновья на борту моего корабля. Они хотят лететь со мной к солнцу. Им нужно разрешение отца.

— Секунду…

Ожидание затянулось. Все молчали. Потом экраны внезапно ожили, и они увидели президента. Окойе знала его по сотням фотографий и всё же была поражена до глубины души.

Джон Конгрэйв по прозвищу капитан Немо был единоличным правителем Патрии уже шестнадцать лет. Он смотрел на мостик «Румы» с бесплотных лучевых экранов, и его присутствие было почти осязаемо. Президент производил потрясающее впечатление — раз увидишь его, вовек не забудешь. На редкость правильные, ясно выраженные черты лица лучились какой-то надломленной, дикой красотой. Он носил традиционный, строгий белый костюм. Серебряные волосы ниспадали на лоб и были коротко подстрижены сзади. Очень глубоко в глазах президента прятался траур и шок. Невероятно — было написано на его лице — невозможно поверить, что такое и вправду может случиться, причём не с каким-то рабом, а со мной… За годы власти Немо полностью перевернул жизненный уклад своей планеты, но так и не смог оправиться от того, что ему довелось пережить в год революции.

— Привет, пап, — сказал Джонни. — А мы хотим слетать к солнцу.

— Летите, — ответил президент. — Это, наверно, очень красиво — солнце… Конечно, летите. Только не суйтесь в пояс аномалий.

Боги, подумала Окойе. Боги. Немо ещё не старый — и совсем седой… Она прослушала конец разговора и встряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Джонни далеко до отца, зато он здесь, рядом… Интересно, а президент вообще знает, чем опасны аномалии, или просто повторяет фразу, услышанную от вавилонян?.. Гораздо легче было думать о нём в таком ключе, чем признаться себе, что живёшь в одно время с человеком масштаба Вашингтона, Ленина, Спартака… Окойе почувствовала вину перед Джонни за то, что плохо думала о его отце. Вавилонские учёные не видели от патрианского президента ничего, кроме добра, и она сама не понимала, что заставляет её мысленно его принижать. Тот факт, что Немо семь лет был диктатором, прежде чем провести выборы и стать президентом?

— …конечно, сэр, — говорил Тета. — «Рума» не предназначена для прыжков в аномалии и длительных полётов в хромосфере…

Тета не видел ничего странного в том, что человек, который ещё семнадцать лет назад не умел пользоваться телефоном, со знанием дела говорит об аномалиях. Джон Конгрэйв был своего рода технический гений, опровергающий расхожую убеждённость в том, что сидай и мишлинги не разбираются в технике. Патрианские мишлинги в ней, во всяком случае, разбирались. В принципах работы машин Немо ориентировался куда лучше, чем в политике. Президент Патрии был обязан властью — и жизнью — военной интервенции Вавилона.