Корона скифа - [68]

А толпа любуется. Кто-нибудь кричит, мол, сильнее! Не думают, что сами на эту плаху могут попасть. А охранник по рядам таскает арестантскую шапку, народ кидает в неё медяки в пользу наказуемого. Половину он после отдаст палачу, вроде бы за то, что до смерти не забил. Случалось, что тут и до смерти забивали.

Строгости. Строгости. Польских бунтовщиков в подвале толстенными цепями приходится к стенам приковывать. Соленой рыбой кормить, воды не давать, чтобы признавались. Всякие были показания. И о том, что польский совет приговорил его, Шершпинского, к смерти. Ненавидят его. Поляков в Томске много на свободе. Всех не выследишь.

Да, он не прост. А всё же есть под сердцем льдинка. Охрана охраной, а от всего не убережешься. Ну, да пока они его убьют, он их немало в подвале уморит. Иных, умерших в подвале, там же в стену замуровали, чтобы никто об их гибели не знал. Так вот царскую-то службу править, тяжело!

А еще и знатные поляки сидят, такие, как Шлехнер, Левандовский, известные политики. Этих не замуруешь. Связи большие, за границей вой поднимется. Журналы да газеты. Им, чертям, в тюрьму цветы приносят. И считаться приходится с ними. Но пусть сидят, клопов кормят, черт с ними.

Но как таракана проглатываешь каждое напоминание о Берви-Флеровском. Пишет. Общество у него собирается. Может, что запрещенное, говорят. А, поди, докажи! Сделали у этого хлюста обыск, бумаги изъяли. Читали, читали, — нет ничего! Стишки какие-то, мадригалы, Эрмилоне, его супруге посвященные. Он протест заявил.

Сказать бы Сашке Бобру или еще кому, чтоб его "пришили", быстро бы ухайдакали! Нельзя, слишком известен и по начальству, и по газетам. Сам юрист.

Погибнет, так скандал выйдет. Опять каких-нибудь крючков проверяющих пришлют, вроде этого, Трущева. Эх, утопили бы его баканщики, в самый раз было бы! Утоп, да и всё! Мало в Томи купающихся тонет? Каждое лето десятки людей.

Да не разболтают ли потом баканщики? Ну, болтать станут, так и сами могут потонуть, не великой важности птицы. Замена им всегда найдется.

33. ДОМ УЧЕНЫХ

По улицам ходила Домна Карповна, и за ней толпами бежали бродячие кошки. Домнушку в народе любили, купцы отдавали ей остатки со своих пиршественных столов, а она кормила всех кошек, какие только встречались ей на улице. Малых котят согревала за пазухой. Сам архиерей подарил ей шубу со своего плеча, и она ходила в этой шубе зимой летом. Шуба служила постелью и домом, ей, и многочисленным, бегавшим за нею кошкам.

Когда Шершпинский однажды приказал посадить Домнушку в тюремный замок, возле его стен собралось великое множество котят и кошек. Это повергло охрану в смятение. Тем более, что ночью была буря, и молния ударила в крышу караульной. Обратите внимание: караульной! Почему не в арестантские палаты?

Шершпинский пришел, увидел обожженную крышу караульного помещения, увидел великое количество кошек у тюремных стен, и сказал:

— Почему кошек не прогнали?

— Никак невозможно, выше высокородие! — отвечал охранник Маметьев, — даже стреляли в них, их и черт не берет!

— Ладно, выпустите её! Дуракам у нас закон не писан!

И Домнушка снова стала бродить по томским улицам.

Во многих домах ей были рады. Особенно тепло её встречали в доме Асинкрита Горина.

Домнушка возвращалась в усадьбу от ворот церкви с полным мешком кусков хлеба, шанег и пирогов, и бежали за ней кошки. И всего-то надо было ей прикорнуть ненадолго в одной из сараюшек. В ненастную погоду кошки прижимались к ней со всех сторон, согревая её.

А в усадьбе теперь жил не только граф Разумовский, но еще и просвещеннейший человек, Дмитрий Павлович Давыдов.

Вышло всё случайно. Граф Разумовский всегда интересовался всякими чудесами, проявлениями в природе необычайного. И от соседей узнал, что живущий в гостинице редактор "Золотого руна" подыскивает себе квартиру, где бы мог заниматься научными опытами.

Разумовский тут же явился в гостиницу, и стал уговаривать Дмитрия Павловича:

— Лучше вы себе ничего не найдете. Особняк наш не новый, деревянный, но обширный, со многими амбарами и постройками. Усадьба с большим садом, прудом и полянами.

Я с дворней и половины особняка не занимаю. Вторая половина — ваша. Хозяин дома Асинкрит Горин, совершеннейший бессребреник, меня держит бесплатно, и с вас ничего не возьмет. Не только ничего не возьмем, еще и обедами кормить станем.

Скажу по чести, очень интересуюсь всякими научными вопросами, сам многое знаю, книги имею, но посоветоваться по научной части в этом городе почти что не с кем. Так, что будем искренне рады. И вам будет с кем поговорить. И книги у меня есть научные.

Давыдову особняк понравился. Разумовский и Горин вызвались помогать ему в научных опытах, при этом граф показал книги, спасенные им от пожара. Их было немного, но они привлекли внимание Давыдова.

Здесь была книга "12 ключей брата Василия Валентина, монаха ордена Святого Бенидикта, которыми двери к древнему камню любезных наших предшественников отверзаются. Издание русских масонов Н.И. Новикова и И.В. Лопухина". Были тут еще "Басни талмудовы, от самих жидовинов узнаны, открытые прежде в Кракове". Изданы "басни" были давненько: в 1758 году.