Корона двух королей - [61]

На следующее утро сын хозяйки не вышел к завтраку. Мать хлопотала на кухне и поглядывала в окно. Она думала, что сын пошёл в лавку пекаря, чтобы купить свежего хлеба, как он делал каждое утро, но он всё не появлялся. К полудню она быстро похватала вещи и направилась на его поиски. Дед жалел эту женщину, потому что отчего-то сам переживал за того глуповатого мальчика с толстой, как у борова, шеей. Один Золтан был привычно спокоен и сидел на своём месте у окна, уставившись на замок. А вечером бледная мать сидела на кухне и горько плакала, потому что час назад рыбаки выловили её сына из Руны. Кто-то затолкал ему в глотку гнилой апельсин.

ГЛАВА 12 Бриллианты королевы

Данка в сопровождении Влахоса направлялась к мосту. До чего же ей нравился Паденброг! Миллионы широких и узких мощённых разноцветным булыжником улочек ветвились, неожиданно меняли своё направление, огибали палатки с овощами и кузницы, упирались в рынки, разделялись на два, три, а то и четыре проулка, теснились между узкими, словно придавленными друг к другу домами и снова сплетались в широкие улицы, по которым лениво плелись разморённые летним теплом горожане. Впереди, разбивая волны о гранитную набережную, шумела встревоженная Руна. Пять величественных каменных мостов, что пересекали её, горели на солнце разноцветной мозаикой, а мириады пёстрых крыш, под которыми ослепительно белели алебастровые стены, походили на рассыпанный бисер. Паденброг не был похож ни на один город, где Данке довелось побывать. Ни Скорпионья нора, ни Изумрудный холм, ни Заречье, ни тем более её родной безымянный городок не могли встать в один ряд с этим мраморным гордым красавцем.

Говорили, что посоперничать с Паденброгом в красоте могла разве что утопающая в цветах Альгарда. Данка восхищённо глядела на застывшую в камне красоту и смущалась, каждый раз улавливая на себе взгляд личного охранника короля, почти бесшумно идущего рядом с ней, словно её вторая тень. Высокий, с чёрными с проседью волосами, с шеи до пят затянутый в доспехи, бледный, как порождение самой тёмной ночи, и, как обычно, немногословный — он вызывал у Данки желание подарить ему частицу своего света и тепла.

— В Негерде были статуи богов? — Влахос отвёл в сторону голову узревшего любопытную бабочку Багряна, когда они проходили через площадь Агерат, откуда брали начало пять широких дорог — по числу городских ворот и мостов через Руну.

— Да, — ответила Данка, — были. Но их перенесли на самую окраину, ещё до того, как мы с семьей приехали туда. Аббат говорил, что это сделали, потому что большинство жителей решили перейти в новую веру, и место бывшего капища было решено отдать под ярмарочную площадь.

— И остальные разрешили?

— Не знаю, но думаю, что нет. Я их понимаю. Это непросто, когда твоих богов вдруг уносят куда-то к лесу только потому, что большинство решило, что ярмарочная площадь лучший сосед Монастырю, чем жертвенный камень. Мне говорили, одна из соседних деревень полностью вырезала нововеров за это решение. Это неправильно. Разве Беркана хотела бы, чтобы в её честь убивали детей?

— А ты? В кого веришь ты? — Влахос ласково провёл рукой по морде Багряна.

— Мама воспитала в вере в Святую благодать. А ты?

Влахос улыбнулся.

— За Скрытой рекой все верят в богов Норинат. Новая вера пришла с севера, но не смогла пересечь перевал Вальду и обошла наши земли стороной.

— Расскажи о своих богах.

— Рассказать?

— Да.

— Зачем тебе это?

— Мне интересно. Ну, пожалуйста.

Солнце ласково гладило её нежное юное личико, и Влахосу нравилось наблюдать, как оно играет золотыми бликами на белокурых волосах молодой служанки.

— Ладно, — наконец, сдался он.

Он провёл свою спутницу на середину площади. В самом центре, на возвышенности, украшенной цветами, стояли пять исполинских статуй, чьи головы, казалось, задевают макушками небо. Посередине расположился широкий полукруглый алтарь из золотых плит. Возле него, возведя золотой и серебряный жезлы к солнцу, стоял старший архонт и читал молитвы над миской с зажжёнными маслами. На его голове сиял обруч, сплетённый из пяти золотых прутьев.

— Видишь на лбу архонта и на концах его скипетров символы? — обратил внимание девушки стражник короля.

— Это бокставы старых богов, — кивнула Данка. — У Багряна такой же под сбруей. Но что они значат?

— Два скрещённых меча лезвиями вниз — ксифосы для боя и жертвоприношений. Скипетр между ними — жезл погонщика быков. Ангенор, как ты знаешь, основал пастух. Это символ его власти. Круг, соединяющий их, символизирует Норинат — огромный камень, из которого произошли боги и всё существующее в этом мире. Об этом написано в «Вилевдатте», в части «Новагерет» — «Сотворение мира».

— А мы носим четырёхконечные звезды. Лучи значат Смирение, Послушание, Воздержание, Служение. Ещё этот символ называют цветком чистотела.

— Я знаю, — ответил Влахос. — Люди, которые носили эти символы, сожгли Ровенну и вырезали всех, кого я любил.

— Извини.

— В этом нет твоей вины. Зачем ты извиняешься?

Статуя Хакона была изваяна из красного мрамора. Белые прожилки пронизывали всё его тело, как сосуды. Голову бога венчала альмандиновая корона, а в руках он держал шлем с шестью бычьими рогами и длинный ксифос. Между его бровями сиял рубин размером с апельсин.