Корона для миледи - [130]

Какое-то время они стояли рядом молча, пока пение монашек на латыни эхом разносилось по огромному храму. Наконец король заговорил.

— Я в долгу перед вами, миледи, — промолвил он, глядя не на нее, а на лицо Эдварда, такое белое и застывшее, словно оно было высечено в мраморе, — за вашу заботу о моем сыне.

Слыша такие слова, она не могла не вспомнить о его черствости к мальчику, его нежелании прийти к Эдварду, когда тому так нужны были хоть какие-то проявления отцовской любви. Что проку теперь от его показной скорби, когда его сын об этом уже не узнает? Но ничего этого она не сказала вслух. Даже по отношению к Этельреду она не могла быть так жестокой.

— Ему нужна была материнская забота, — сказала она несколько суше, чем намеревалась, — а его сестры еще слишком юны, чтобы заменить ему мать. Эту обязанность я охотно взяла на себя, поскольку Эдвард мне стал как младший брат, которого у меня не было.

Так и не взглянув на нее, король обратил свой взор в темный угол сбоку алтаря. Эмма проследила за его взглядом, но не увидела там ничего, кроме теней, то разраставшихся, то сжимавшихся в свете колеблющегося пламени свечей.

— И все же, — продолжил он, не отводя глаз от сумрака теней, — не у каждой женщины сердце достаточно доброе, чтобы принять ребенка, который ей не родной.

Эмма внимательно посмотрела ему в лицо и увидела в его глазах некое чувство, смысла которого определить не смогла. Ей хотелось бы заглянуть в его мысли, прочесть воспоминания, которые хранило его сознание.

Говорил ли он о своей матери, приказавшей убить другого Эдварда, сводного брата Этельреда, чтобы к нему перешла корона?

Она поежилась, как будто ее шеи сзади коснулась холодная сталь. До сих пор у нее нет собственных детей, которые в ее сердце заняли бы больше места, чем дети ее мужа. Сможет ли она когда-либо в будущем подстроить убийство одного из сыновей короля ради восхождения своего собственного? Одна лишь мысль о том, чтобы запятнать свою душу кровью ради обретения короны, привела ее в ужас.

Следом за этой в ее сознание вползла еще более страшная мысль. А дети Этельреда не увидят в ее ребенке угрозу своей власти? Если бы ей пришлось поднять руку на детей Этельреда, чтобы защитить своего ребенка, смогла бы она это сделать? «Господи Боже, — взмолилась она беззвучно, — никогда не посылай мне такого ужасного испытания».

Голос короля вернул ее к действительности.

— Вам делает честь, миледи, что вы проявили сострадание к этому ребенку, — сказал он, следуя своим размышлениям. — Да наградит вас Бог своим собственным.

Эмма замерла в нерешительности.

Может быть, сейчас, когда он скорбит о смерти сына, сказать ему, что она уже беременна? Будет ли у нее более благоприятный случай?

По крайней мере, в эту минуту между ними воцарилось согласие.

— Милорд, — заговорила она, ощущая себя словно на краю темной бездны, — я уже беременна. Надеюсь, что рожу вам сына еще до конца зимы.

Она ожидала его ответа, все еще не до конца уверенная, что сказала об этом в нужное время. На его лице не отразилось ни удивления, ни радости, ни удовлетворения. Он даже не взглянул на нее.

— Если это будет мальчик, — произнес он, — мы назовем его Эдвардом.

Король вновь направил взгляд на трепещущие тени.

— Теперь оставьте меня. Мне нужно побыть одному.

Эмма на мгновение уставилась на него, изумленная тем, как легко этот человек заменил одного сына другим. Она собралась было уйти, но остановилась, увидев Этельстана, стоящего в дверях. С каменным лицом он наблюдал за ней. В его глазах она прочла, что он слышал обещание отца назвать дитя, которое Эмма носила под сердцем, Эдвардом, и от этого между ними разверзлась бездна, которую уже никто из них не сможет одолеть.

Он холодно сверкнул на нее глазами, прежде чем отвести взгляд в сторону.

Она быстро проскользнула мимо него, прижав руку к сердцу и ясно понимая, что, возможно, вынашивает соперника Этельстана в стремлении к короне Англии.

Этельред глядел на восковое лицо своего мертвого ребенка и размышлял, не покарал ли Бог его сына за грехи отца? Или просто у Эдварда была такая судьба — покинуть этот мир столь рано?

Как король и отец он сделал все что мог, чтобы оградить своих детей от того зла, которое несли им враги. Но были в жизни и иные опасности, которые ни объяснить, ни постичь человек не в состоянии. Эдвард таял у него на глазах, и не в его власти было это предотвратить, хотя он и король.

Он взглянул на тени позади гроба, чувствуя, что там его брат, другой Эдвард, затаился в сумраке наподобие большой хищной птицы. Боже, как он его ненавидит! Он тошнотворно смердит могилой, забивая медовый запах горящих свечей. Это вонь его собственного вечного проклятия.

Его охватил страх перед злобным призраком, кожа покрылась липкой испариной. Но при том, что душа короля трепетала, в нем поднималась ожесточенная ярость. Что делал фантом его брата здесь, рядом с бездыханным телом ребенка, ни в каких преступлениях не повинного? Неужели мертвый король, у которого так и не родился собственный сын, пришел сюда упиться горем отца? Или его привлек запах разложения?

Или, может, убиенный Эдвард пришел забрать душу этого мальчика, носившего его имя?