Короля играет свита - [108]

— В вас я стрелять не намеревался, — с трудом выталкивая из пересохшего горла слова, произнес Алексей, поднося дуло пистолета к виску, — но клянусь богом, что застрелюсь через минуту, ежели вы или ваш брат не отдадите Василию Львовичу письмо великого князя. То самое, что взято вами было из секретера генерала Талызина вместе с другими его личными бумагами… кои теперь принадлежат по праву мне… как его ближайшему родственнику и наследнику.

— Вот те на! — промямлил толстый Варламов, скатываясь с распластанного на полу Каразина.

Варламов, конечно, был самый трудный противник, ну а с тощим, вдобавок столь же обессиленным изумлением Бесиковым князь справился одной левой и молодцевато вскочил на ноги, со странным выражением поглядывая на Алексея, все еще крепко прижимавшего дуло к виску.

— А ежели мы не послушаемся, — тихо спросила Ольга Александровна, подходя к Алексею совсем близко, — неужто стреляться станете?

— Стану, сударыня, — кивнул он, обреченно глядя в ее погибельные глаза.

— А ведь вы можете… — протянула она чуть слышно. — Я-то думала, что вы слабы… я не понимала вас. Но теперь понимаю. Платон! — повернувшись ко все еще остолбенелому брату, выкрикнула она. — Платон, отдай ему письмо. Слышишь? Отдай! — Голос ее внезапно зазвенел, однако она справилась со слабостью.

Зубов мгновение смотрел на сестру непонимающе, потом вдруг выражение бесконечной усталости состарило его лицо.

— Ты права, Ольга. И вы правы, мой юный друг. Вот, возьмите!

Он отвернул край мушкетерского камзола и вынул небольшой серый сверток, перехваченный черной лентой. Протянул Алексею:

— Бумаги Талызина ваши. Берите.

— Хорошо, — кивнул Алексей, стоя в прежней позе. — Отдайте их князю Василию Львовичу.

Каразин был уже тут как тут. Протянул руку и жадно выхватил сверток. Начал было развязывать ленту, но Алексей остановил его:

— Вряд ли стоит тратить время. Думаю, мы можем поверить честному слову Платона Александровича, что письмо, причинившее всем нам столько хлопот, находится здесь.

— Не сомневайтесь, слово чести; — отозвался Зубов.

— Василий Львович, — сказал Алексей, чувствуя такую ужасную тяжесть в руке, словно не пистолет он держал, а прямо-таки пушку, — что бы вы сделали с письмом великого князя, коли нашли бы его сами?

— Показать? — В голосе князя Каразина звенела усмешка.

— Извольте.

Василий Львович шагнул к горящему камину и швырнул туда пакет. Зубов ахнул, Бесиков и Варламов хором призвали черта-дьявола в свидетели, а Ольга Александровна звонко расхохоталась.

— Я так и знал, — сказал Алексей, опускай пистолет и глядя, как вспыхивает оберточная бумага, как огонь жадно, проворно бежит по желтым листам, испещренным черными буквами. — Ну, теперь все в порядке.

— В порядке, — облегченно вздохнул князь. — Слава богу!

— Слава богу, — отозвался наш герой. — Теперь мы можем идти.

— И вас мы тоже более не задерживаем, — кивнул князь Василий Львович Зубову и остальным. — Прощайте, господа. Что-то говорит мне, что мы ни с одним из вас более не увидимся!

Он подобрал второй из своих пистолетов, все еще валявшийся на полу, опять сунул за пояс, предварительно затянув его потуже. Задержал взгляд на заметно приунывших Бесикове с Варламовым и с нажимом повторил:

— Ни с одним из вас — понятно, господа?

И вышел на крыльцо, отвесив небрежный полупоклон в сторону Ольги Александровны:

— Прощайте, прекрасная дама! Желаю вам счастья.

Она молчала. Алексей набрал в легкие побольше воздуху и деревянно промаршировал мимо, стараясь не хромать, чтобы ни у кого, храни господи, не вызвать жалости. Удержался — не приостановился, не сказал ничего, не глянул в ее сторону, но все же отчего-то знал, что она стоит недвижимо, потупив глаза.

Ну, все. Прощай…

Алексей и князь Василий вышли на крыльцо, спустились на дорожку и миновали карету. Кучер окинул их встревоженным взглядом, но ничего не сказал. Алексей вдруг наклонился, поднял что-то, валявшееся на песке дорожки, сунул в карман.

Каразин не заметил, что это было. Платок? Тряпица какая-то?

Это была полумаска, отброшенная некоторое время назад Ольгой Александровной.

Каразин и Алексей вышли за ворота в прежнем молчании.

Через несколько шагов Каразин все-таки не вытерпел — спросил, как и она спрашивала:

— В самом деле, застрелился бы?

— Да.

— Верю, — задумчиво протянул князь. — А поэтому ты вот что… ты лучше пистолетик мне обратно отдай. Больно ты дерганый, как бы не вышло чего…

— Что, боитесь, я снова стреляться стану? — бледно ухмыльнулся Алексей, исполняя его просьбу. — Да навряд ли. Театральщина мне с некоторых пор претит.

Наслышанный о мадам Шевалье, Каразин понимающе кивнул.

— Однако ты востер, — промолвил он спустя некоторое время. — Ловко все наизнанку вывернул! Самоубийством там и не пахло, ясное дело. Не тот человек был Петька Талызин, чтобы самому с собой кончать! Ты, может, Зубова пожалел? Все-таки еще чуть-чуть — и я доломал бы его, заставил бы признаться, что это он отравил Талызина. А ты его от этого избавил — к общему удовольствию. Значит, ты человек жалостливый.

— Ну, наверное, — рассеянно кивнул Алексей. — Только я не Платона Александровича пожалел.