Короли-чудотворцы - [14]

От его внимания не ускользнуло то обстоятельство, что обретение королями власти происходило в ходе церемонии, во время которой менялась сама королевская природа. Поэтому он говорит об обрядах перехода из одного состояния в другое (с. 141, 300), хотя и не извлекает из этого понятия всю пользу, какую мог бы извлечь. Он лишь осторожно указывает, что «результатом церемонии становится для государя перемена состояния» (с. 300).

Наконец, в качестве самого общего понятия Марк Блок употребляет выражение «коллективное сознание» (с. 142, 163 и т. д.), или, реже, «умонастроение» (mentalite). Так, он ведет речь о «пропасти, пролегающей между двумя умонастроениями» (с. 81). Тема «умонастроений» в той или иной степени пронизывает все творчество Блока; она играет центральную роль в наиболее оригинальной части «Феодального общества» и в последний раз возникает под пером Блока, как некое завещание, в самом финале той части «Апологии истории», которую он успел дописать: «... определенные социальные, а значит, по их глубинному характеру – психологические (mentales) условия...» За умонастроением всегда скрываются «темные глубины», завораживающие Блока (см. наст. изд., с. 163, 198 и др.). «Глубины» – метафора, которая – не будем об этом забывать, – хотя и не довела историю до уровня психоанализа, но тем не менее в течение полувека была одним из тех зыбких понятий, которые помогали истории преодолеть границы и барьеры, продвинуться в новом направлении, подойти гораздо ближе к сущности явлений, людей и обществ.

Что же касается наук уже существовавших или только зарождавшихся во времена Марка Блока, то автор «Королей-чудотворцев» мечтает о дальнейшем развитии «коллективной психологии» (с. 353), «фольклора» (с. 171, 361 и т. д.), «сравнительного изучения народной медицины» (с. 253), «сравнительной этнографии» (с. 85), и, наконец, «биологии» (с. 86). Дело в том, что в «Королях-чудотворцах» присутствует еще и набросок истории тела – тела короля, совершающего целительные жесты; страдающих, искалеченных тел людей, больных золотухой, – тел, которые недуг превращает в культурные и социальные символы; наконец, тел, обратившихся в груду костей и ставших магическими реликвиями; само «возложение рук», которому посвящена вся книга, есть не что иное, как контакт, соприкосновение двух тел.

Я умолчал об одном термине – и словах, ему родственных, – который выдает «традиционную» сторону «умонастроения» самого Марка Блока, ту, что выразилась в заключении «Королей-чудотворцев» (несмотря на присутствие на этих страницах оригинального термина «коллективное заблуждение»). Я имею в виду слово «суеверие», которое Блок употребляет в разных формах: «народные суеверия» (с. 246), «сравнительная история суеверий» (с. 258); просто «суеверие» (с. 365); к этому перечню следует прибавить такие выражения, как «народная фантазия» (с. 335), «обескураживающее простодушие» (с. 339), и проч.³⁸

Таким образом, Марк Блок пользуется старым пейоративным термином, который начиная с самого раннего Средневековья и до наших дней (до вчерашнего, если не до сегодняшнего дня) употребляла церковь и который приобрел особенную популярность в XVIII веке, когда и старая церковная мысль, все более и более проникающаяся духом рационализма, и умонастроение просветителей³⁹ совпали в осуждении верований и религиозных практик, которые церкви не удалось подчинить своему влиянию. В данном случае Марк Блок действует и как наследник средневековых клириков и просветителей XVIII века, и как интеллектуал начала века ХХ-го.

Восприятие «Королей-чудотворцев»

Как были приняты «Короли-чудотворцы» в 1924 г.? Поначалу – и в этом нет ничего удивительного – книгой, представлявшей собой серьезный научный труд, заинтересовались только специалисты. В основном реакция первых читателей была благоприятной. Из откликов, собранных самим Марком Блоком, а также из тех, какие мне удалось отыскать в научных журналах, выделю три текста, отличающихся особой теплотой.

Первый, разумеется, принадлежит Люсьену Февру. В письме (недатированном, но бесспорно написанном в 1924 г.) Февр пишет Марку Блоку, что если вначале он полагал, будто тема книги «слишком узка», а вещи, о которых в ней идет речь, находятся «на обочине истории», то после прочтения обнаружил, что «Короли-чудотворцы» – «одна из тех главных книг, читая которые, начинаешь чувствовать себя более умным, одна из тех книг, которые проясняют массу вещей и постоянно будят любопытство». А после смерти Марка Блока он писал: «Это книга редкостна по своим достоинствам; это подлинная жемчужина среди изданий Страсбурского филологического факультета, а кроме того, едва ли не первое из этих изданий. Я часто говорил Блоку, что это одна из самых любимых мною его книг – и он был признателен мне за столь благосклонный отзыв о его, как он выражался, "увесистом детище"»⁴⁰.

Люсьену Февру вторил Анри Пиренн, друг Февра и Блока, предмет живейшего восхищения обоих, великий бельгийский историк, чья статья через несколько лет появится в первом номере «Анналов». Он прислал Марку Блоку из Гента восторженное письмо, сочиненное 4 мая 1924 г., по прочтении первых пятидесяти шести страниц книги. Он хвалит Блока за значительный вклад в «изучение идей политических, религиозных и социальных». И прибавляет: «Дорога, которой вы пошли, пересекает, петляя, всю человеческую историю, и я с большим воодушевлением вижу, как, идя по этой дороге вперед, не уклоняясь в сторону и не теряя из виду вашей главной темы, выделаете множество открытий».