Короли Альбиона - [17]

— Но как прийти к высшему, совершенному экстазу, к полному слиянию с пребывающим внутри божеством?

Я задал этот вопрос, и на миг девушка словно ушла от меня, скрылась в свой внутренний мир, а затем, возвратившись, вновь рассмеялась.

— О, ученые мужи, садху, только об этом и спорят. По-видимому, нет такого упражнения, которое само по себе могло бы полностью преодолеть ту стену, что отделяет каждого из нас от его бога. Очевидно, однако, что одни пути более годятся для постижения, нежели другие. Некоторые ученые говорят, что божественный восторг наступает во время танца или созерцания танца, другие утверждают, что необходимо принять какое-либо лекарственное средство. Несомненно, бханг, который вы называете гашишем, служит подспорьем, но отвары иных растений, плодов и цветов, приготовление и назначение которых известны лишь жителям гор, могут совершить еще больше. Есть и такие, кто достигал просветления, сжигая высушенный сок мака и вдыхая дым. Разумеется, для многих наиболее благоприятным путем оказывается половое совокупление, если оно совершается умело и должным образом.

Я беспокойно зашевелился на подушках, и пряная пища в сочетании с блаженной расслабленностью исторгла из моих недр негромкий звук, от которого я бы предпочел воздержаться. Ума улыбнулась мне, точно мать.

— Лучше из себя, чем в себя, — пошутила она. Я продолжил свой рассказ, отчасти и затем, чтобы скрыть смущение:

— Я побывал в странах Запада, где люди ищут откровение не путем удовольствий, но путем воздержания и умерщвления плоти. Я видел многотысячные толпы людей, избивавших друг друга бичами, и это длилось часами, пока кровь не начинала ручьем струиться по улицам. Я знал людей, которые удалялись в горные пещеры или запирались в крохотных часовнях и питались водой и черствым хлебом, истощая свои тела. Когда глаза их становились огромными и блестящими, на щеках проступал чахоточный румянец, а на губах — пена, они начинали утверждать, что видели добрых и злых духов, а то и самого Бога. Разумеется, большинство этих людей составляли христиане ты, наверное, слышала, что из всех религиозных фанатиков эти самые безумные. Почти во всем, что они говорят, не отыщешь ни складу, ни ладу.

Ума кивнула:

— В Индии тоже есть мистики, подобными средствами стремящиеся достичь просветления. К примеру, факиры бегают босиком по горящим углям, спят на гвоздях, придают своим членам нелепое и противоестественное положение, чтобы войти в транс, когда все телесные функции замирают на много часов, а то и дней. Кто знает, быть может, эти люди достигают желанного экстаза, но мне кажется глупостью прибегать к столь болезненным средствам, если можно получить то же самое благодаря удовольствию.

Я согласился с ней. Сказать по правде, величайшее мучение, пережитое мной в детстве, — та ночь, проведенная в колодце на куче обезглавленных тел, — отнюдь не способствовало ни духовному, ни какому-либо иному союзу с божеством.

Последние слова, произнесенные Умой, еще звучали в моих ушах, но тут я подметил, что со мной, с моим разумом и моим телом, происходят перемены. Я не мог противиться: стены комнаты сдвигались и раздвигались, точно занавес, в ушах гудел яростный ветер, пальцы, а затем и ступни, и даже губы онемели, на лбу проступил пот. Комнату заполнила тьма, стены с висевшими на них гобеленами отступили, растворились в тени, и тут я увидел точку белого света — разгораясь, эта точка приобрела красный оттенок, начала вращаться, мелькая вокруг меня точно крохотная комета, разбрасывая во все стороны искры света. Она мчалась все быстрее и быстрее, и я начал растворяться в ней, меня втягивало в ее орбиту, и вот я уже стал частью этого огненного шара, сам сделался огнем и услышал голос, повторявший: «Все, что есть, — это я». Быть может, то был мой собственный голос. Во мне нарастала тревога, но вместе с ней нарастало ощущение небывалого счастья. И вдруг ничего, только тьма. Мне показалось, это длилось бесконечно долго.

Но вот из сумрака выступила темная фигура, чернокожая женщина с четырьмя руками. Ладони ее и глаза были красны как кровь, кровь капала с высунутого длинного и острого языка, шею украшало ожерелье из черепов. Диадема из лотосов венчала ее голову, но и цветы были пурпурно-красными, а одеяние — черным как ночь, расшитым серебром звезд. Над головой богини восходила луна. Вокруг ее пояса вились змеи, но она пела ласковым, призывным голосом: «Приди в мои объятия, приди с радостью, и ты познаешь все, что следует знать».

Я очнулся от звуков струящейся воды и звенящих где-то вдали колоколов. Солнце согрело мою кожу, в ноздрях остался сладкий, напоминающий жасмин аромат. Я открыл глаза веки отяжелели, как у человека, только что оправившегося от лихорадки, — и обнаружил, что лежу под невысоким апельсиновым деревом, чьи сочные листья, почти черные на фоне жемчужного рассветного неба, заслоняли от солнца мое лицо, но не тело — тело и ноги грелись в первых солнечных лучах, только что засиявших на скалах к востоку от города, но уже даривших тепло. Душа моя наполнилась блаженством, я не стал задаваться вопросом о том, как я попал сюда, и позволил себе вновь соскользнуть в сон, но уже в иной — целительный, теплый, счастливый покой.