Королевство лунного света - [12]

Он вздрогнул и потянулся за бренди. Эти страшные времена были уже позади, и Ройс знал, что ответит по этому поводу.

– Ваше высочество, господство страха закончилось двадцать лет назад. Несомненно, если бы это должно было начаться в Великобритании, то началось бы уже давно.

– В период правления моего отца? Он бы не выдержал этого. Он много чего не выдерживал, не говоря уже об этом. Но теперь все лежит на мне.

Он попытался подняться, потом передумал и резко упал в кресло.

– Я полагал, что новый закон Персивала остановит их. Какому здравомыслящему человеку придет в голову умирать за запрет ломать ткацкие станки? Но они опять принялись за свое!

– Они в отчаянии, – тихо заметил Ройс.

– В таком случае им следовало бы больше трудиться, чтобы улучшить свое положение, разве не так? А крушить все вокруг – это не выход… Что?

– Люди в состоянии отчаяния не всегда поступают разумно, ваше высочество.

– Предположим, что нет… В этом-то все дело. – Принц-регент устало провел рукой по лицу.

– Мне кажется, вам нужно отдохнуть.

– О да. Одному Богу известно, что бы я отдал за здоровый ночной сон. На меня давит бремя ответственности. Такое чувство, что я никогда не обрету покой. Погодите, я же вас все-таки зачем-то позвал.

Когда Ройс переступил порог этой комнаты, ему сразу же стало ясно, что пройдет немало времени, прежде чем принц-регент вспомнит причину, по которой он его вызвал. На этот раз принц вспомнил все довольно быстро. Судя по количеству бренди, которое с удовольствием поглощало королевское чрево, было понятно, что его высочество в скором времени потеряет здравомыслие. Он внимательно посмотрел на Ройса:

– Я всегда считал вас и вашего отца разумнее всех остальных. Возможно, ваша принадлежность к одному из древнейших родов обязывает придерживаться широких и исключительно дальновидных взглядов.

– Думаю, вы правы, ваше высочество.

– Вы все еще считаете, что мы не должны соглашаться со стариной Бонн?

– Совершенно верно. Любые переговоры по поводу заключения мира с Наполеоном серьезно ухудшат мировое положение Великобритании. За эти последствия будем отвечать не только мы, но и наши потомки.

Принц-регент внезапно рассмеялся.

– Я молю Бога, чтобы Грей и все остальные поняли это. Эти чертовы виги не понимают, что произойдет, если Англия будет второй по счету после Франции.

– Однако, полагаю, вам уже известно, что мои взгляды на реформу пересекаются со взглядами вигов.

– Да-да, но сейчас речь не об этом. Правда, я не понимаю, как можно проводить реформу в столь смутные времена, но уже ничего не изменишь. Главное то, что вы вхожи в обе партии и, позволю себе заметить, обе вам доверяют.

«Или ни одна из них», – подумал Ройс, но предпочел оставить это замечание при себе.

– Вы очень добры, ваше высочество.

– Нисколько, просто я рассуждаю логически. Мне нужен такой человек, как вы, который бы лавировал между двумя партиями. Смягчите обстановку, примирите их и верните все на свои места, как и должно быть.

Ройс внезапно вспомнил детский стишок:

Шалтай-Болтай сидел на стене…

Обрюзгший, с затуманенным взором, принц-рёгент очень походил на злосчастного Шалтая-Болтая. Тем не менее Ройс ответил:

– Я сделаю все возможное, ваше высочество.

Вскоре он ушел под провожающие взгляды придворных, которые получили еле заметный кивок в ответ на их энергичные приветствия. Он остановился перед королевской резиденцией, повернулся лицом к солнцу и позволил себе на короткий миг насладиться его ласковыми лучами. Просьба принца-регента была совершенно невыполнимой, но представителям королевской власти лучше об этом не знать. Стоя посреди шумной лондонской улицы, он уже не в первый раз остро почувствовал необходимость найти замену, альтернативу институту наследственной монархии. Англия наделила парламент большими полномочиями, но, как казалось Ройсу, этого было недостаточно. Франция заменила короля на императора, но из этого ничего не вышло. Американцы на свой страх и риск задумали проделать эксперимент с республиканизмом. Англия должна найти свой выход из положения.

На секунду его посетила мысль о том, чтобы зайти в один из клубов, но он сразу же отказался от нее, представив, что едва он очутится внутри, как к нему тотчас начнут приставать с разговорами, которые впоследствии перескажут любопытным ушам. К тому же он полностью исчерпал запас своего терпения на принца-регента. Поэтому вместо того чтобы идти в клуб, он отправился к набережной. Он не преследовал никакой цели, но не удивился, оказавшись около типографии Рудольфа Аккермана.

Мистер А, как его называли постоянные клиенты, построил свое дело, используя ненасытную потребность общества в политических карикатурах. Как только они появлялись, их сразу же помещали в витрину, перед которой сейчас и стоял Ройс. Он ожидал увидеть несмешные пасквили на принца-регента, на представителей высшего света или на… Однажды он увидел себя среди злобных рисунков и высказал мистеру А свое мнение по этому поводу, на что тот ответил, что на картинках изображены люди, глубоко им уважаемые, и на этом их разговор закончился.

Но этим утром витрина была непривычно пуста. Один-единственный рисунок гордо красовался в самом центре на небольшой подставке, декорированной нежными складками шелка. Единственный рисунок без малейшего намека на карикатуру – юная девушка с ниспадающим на спину каскадом темных вьющихся волос, очаровательной улыбкой и загадочным взглядом. Кассандра. Он был удивлен и вместе с тем спокоен. Ее появление в Карлтон-Хаусе было подобно взрыву. Она сразу же привлекла к себе внимание бомонда и настоящих ценителей светской красоты. На рисунке она была словно живая. Кто же художник? Служащий мадам Дюпре, воплощающий в эскизах туалетов четкие указания модной портнихи? Слуга из Карлтон-Хауса, желающий получить добавку к своему скудному жалованью? Или это один из представителей высших кругов, который не прочь пополнить свои карманы, прохудившиеся от постоянных проигрышей в карты и многочисленных попоек?