Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - [151]

Алиенора не успела ответить, потому что к ним подошел архиепископ Зальцбургский в сопровождении улыбающегося мужчины и двух юнцов примерно одного с Отто возраста. Прелата Ричард поприветствовал любезно, но при виде его спутников выразил такую искреннюю радость, что королева удивилась, узнав, что это Хадмар фон Кюнринг, австрийский тюремщик ее сына, а также Фридрих и Лео фон Бабенберги. Следя за приязненным разговором между ними, женщина ощутила радость при мысли, что не всегда Ричарда в плену окружала враждебность. Позабавило ее и то, что сыновья герцога явно находились под обаянием легенды о Львином Сердце – едва ли Леопольд рад этому обстоятельству. Обоих мальчиков она нашла вполне симпатичными и решила написать об этой встрече Констанции, обнадежив ее тем, что Фридрих произвел на нее хорошее первое впечатление. Хотя герцогиня Бретонская ей не очень-то нравилась, Алиенора отправила на чужбину слишком много собственных дочерей, чтобы остаться совсем безразличной к переживаниям Констанции по поводу Эноры.

Атмосфера в зале была столь дружественной, что королеву убаюкало обманчивое чувство безопасности, как будто она присутствовала на каком-то обычном придворном приеме. Все изменилось с ревом труб, возвестивших о приходе императора Священной Римской империи. Как только Генрих вошел в зал, Алиенора ощутила, как в помещении заметно похолодало. Но когда Ричард вывел ее вперед, почтила Гогенштауфена улыбкой, в которой не было ни намека на ее желание видеть его истекающим кровью у ее ног на застеленном сеном полу. Император ответил ей со слегка настороженной любезностью, поскольку по встрече в Лоди уже знал ей цену. Его супруга вошла следом, и Алиенора почувствовала острый приступ жалости к Констанции д’Отвиль. При знакомстве в Лоди они угадали друг в друге родственные души: птицы с подрезанными крыльями в мире, где только мужчинам дозволяется парить. Алиенора ощущала несчастье и понимала несчастье этой женщины как немногие, потому что сама некогда прошла по тропе, на которую ныне судьба завела Констанцию. В Лоди она пряталась за толстой броней подобающего сану императрицы ледяного высокомерия; теперь этот доспех пошел трещинами, различимыми только для острого глаза английской королевы. Встретившись взглядом с женой Генриха, Алиенора вдруг поняла, что им с Ричардом расставлена ловушка.

Когда Генрих повернулся к помосту и положил руку на плечо Констанции, вынуждая следовать за ним, словно против ее воли, Алиенора потянула сына за рукав, привлекая его внимание. Но предупреждение было излишним. Ричард смотрел на нескольких человек, только что вошедших в зал, и королева находилась достаточно близко, чтобы почувствовать его реакцию: Ричард поджал губы, на скулах у него заходили желваки.

– Видишь вон того щеголя в зеленой шапке, матушка? – спросил он. – Это Робер де Нонан, брат епископа Ковентрийского.

Этих слов было вполне достаточно: хотя Алиенора не знала брата Нонана лично, ей было известно, что это преданный сторонник ее сына Джона. Она тешила себя надеждой, что даже если Генрих замышляет подлость, в нее не окажется вовлеченным Джон. Хотя ей слишком часто приходилось видеть, как ее сыновья обращаются друг против друга, подражая братской «любви» между Каином и Авелем, последнее предательство Джона оказалось самым болезненным, потому как на кону теперь стояли не только земли или короны. Если Джон и Филипп победят, Ричард умрет во французской тюрьме, будучи обречен терпеть адские муки до последнего своего вздоха.

Усевшись на помосте – Констанция расположилась рядом, застыв словно каменная – Генрих кивком подозвал сначала Ричарда, а затем Робера де Нонана и его спутников. Те медленно двинулись вперед, и проходя мимо английского короля, бросали на него враждебные взгляды. Когда Ричард и Алиенора тоже подошли к возвышению, император поднял руку, взывая к тишине.

– Сегодняшний день должен был стать днем, когда мой дорогой друг, король англичан, обретет свободу. Но произошло кое-что непредвиденное. Французский король и граф Мортенский предложили большую сумму, если его заточение продлится по меньшей мере до Михайлова дня, а если король будет передан им, обещают заплатить нам полную сумму выкупа за него. Следуя личным своим симпатиям к королю Ричарду, я бы с ходу отверг эти предложения. Но увы, я вынужден действовать как император, а не как друг. Я обязан рассматривать любую возможность пополнить казну империи и обеспечить наш поход, призванный добыть корону Сицилии для моей возлюбленной супруги.

Ричард был ошеломлен. Даже в худшие минуты он не допускал, что Генрих осмелится нарушить договор в Вормсе, исполнять который поклялся своей бессмертной душой, под которым поставил печать во имя Святой Троицы и поручителями коего выступили крупнейшие вассалы и клирики империи. Он почувствовал, как ладонь матери сжала его плечо, ее пальцы стиснули его мускулы: хотя Алиенора не понимала латыни, зато хорошо знала язык тела своего сына. Повисшая в зале тишина была неестественной, полной – остальные присутствующие были потрясены не меньше Генриха.