Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - [147]

Приятный вечер резко оборвался с приходом мастера Фулька, который вручил Ричарду послание от германского императора. Охваченный недобрым предчувствием и затаив дыхание, король взломал печать

– Генрих отсрочил мое освобождение на две с лишним недели. Не через неделю, считая от понедельника, а на Сретение. И не здесь, в Шпейере, а в Майнце.

Гости были разочарованы, а приближенные государя пришли в отчаяние, поскольку знали Генриха. Лоншан встал и заковылял к Ричарду.

– Император как-то объясняет задержку?

Ричард покачал головой и передал пергамент канцлеру. Беспокоила короля не сама задержка, хотя каждый лишний день заточения тяжелым камнем ложился ему на душу. Тревожило нечто иное, более серьезное.

– Что теперь затеяло это сатанинское отродье? – мрачно сказал он, встретившись взглядом с Лоншаном.

* * *

Прибыв с большой свитой в Германию, Алиенора и архиепископ Руанский наняли суда для плавания по Рейну и прибыли в Кельн как раз вовремя, чтобы отпраздновать Благовещение вместе с новоизбранным тамошним прелатом Адольфом фон Альтена. Королеву, архиепископа Готье и самых знатных из заложников разместили в архиепископском дворце. Передышка пришлась как раз кстати, потому как путешествие далось всем очень нелегко. Но вопреки радушному приему со стороны горожан и Адольфа, Алиеноре не терпелось продолжить путешествие, и она с облегчением вздохнула, взойдя на корабль, чтобы проделать последний отрезок своей одиссеи.

* * *

Алиенора хорошо разбиралась в людях, и пока архиепископ Адольф вел ее через переполненный зал императорского дворца в Шпейере, она ощутила внезапный холодок, не имевший ничего общего с падающим на землю снегом или морозным воздухом. Латынь королева знала плохо, немецким не владела вовсе, зато Адольф на удивление хорошо говорил по-французски, хотя и с заметным акцентом.

– Император отложил освобождение короля, мадам. Теперь оно произойдет второго февраля в Майнце.

Алиенора на миг смежила веки, ощущая на себе вес всех своих шестидесяти девяти лет. Но худшее было впереди.

– И тебе не разрешено увидеться с сыном, госпожа. Генрих распорядился, чтобы ты ехала дальше в Майнц.

Алиенора вскинула голову и распрямила плечи.

– Я хочу переговорить с императором. И как можно скорее.

– Генриха нет в Шпейере. Он весь месяц пробыл в Вюрцбурге, где собрал имперский сейм, и приедет в Майнц самое раннее через две недели. Более того, государь призывает меня к себе в Вюрцбург, поэтому я не смогу сопровождать тебя по пути в Майнц.

Алиенора смотрела на двух архиепископов и читала на их лицах страх. Генрих уже получил большую часть выкупа, а теперь еще и заложников. Что, если он откажется отпустить Ричарда? Что ее бьет крупная дрожь, королева осознала только когда внук Отто галантно снял с себя плац и накинул ей на плечи. Этот жест едва не разбил ей сердце. Вильгельм родился в Англии, а Отто было всего пять лет, когда его родители нашли приют при английском дворе. Даже если все пройдет хорошо, ей предстоит оставить внуков в этой чужой для них стране, в руках у человека, знающего о чести не больше, чем какой-нибудь разбойник или берберский пират. А если дела примут скверный оборот – что тогда станется со всеми ними?

* * *

После нескольких самых тревожных дней и бессонных ночей в ее жизни, произошло событие, которого Алиенора так отчаянно дожидалась. Накануне Сретения ее сын прибыл в императорский дворец в Майнце.

Всем хотелось поскорее встретиться с королем, но первая маленькая группа, которую к нему препроводили, ограничивалась Алиенорой, архиепископом Руанским и племянниками государя Отто и Вильгельмом. Ричард принимал гостей в обществе Лоншана, Фулька, Ансельма, Балдуина де Бетюна, Моргана, Гиейна и юного Арна. Алиенора даже порог не успела переступить, как глаза у нее защипало, и на сына она смотрела через пелену слез. В последний раз королева видела его три года назад. Он стоял тогда вместе с Беренгарией и Джоанной на причале в Мессине, махал вслед ее кораблю, медленно покидающему гавань. Теперешний его облик не порадовал Алиенору, потому что Ричард выглядел как человек, давно не видевший солнца, заметно потерявший в весе и слишком долго живший с полным напряжением нервов. Но тут он улыбнулся и обнял ее, и она подумала удивленно: неужели нужно было прожить всю жизнь, чтобы понять, что самая крепкая, сильная любовь на свете – это любовь матери к своим детям.

– Филипп свалял дурака, когда поставил против тебя. – Ричард со смехом снова сжал ее в объятьях, но затем наклонился прямо к ее уху и прошептал: – Шестнадцать лет… Как же ты это выдержала, матушка?

Эти несколько простых слов поведали все, что ей требовалось знать о времени, которое он провел в плену у Генриха.

Следующим Ричард поздоровался с архиепископом, а затем, когда настал черед девятилетнего Вильгельма и шестнадцатилетнего Отто, сделал вид, будто не верит, что перед ним его племянники. Эти ребята слишком взрослые, уверял он, рассмешив мальчиков и рассеяв любую скованность, какую они могли ощутить. А парни действительно казались ему чужими, потому как четыре года – целая вечность в стране детства, и розовощекий мальчуган пяти лет и серьезный двенадцатилетний подросток жили теперь только в его воспоминаниях. Интересно, а он сам тоже кажется им незнакомцем?