Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - [141]

Генрих небрежно взмахнул рукой, отметая возражения монахов.

– Саварик разберется с их жалобами. Суть его предложения в том, что он хочет передать тебе город Бат в обмен на аббатство, объединив два прихода в один. Я заверил его, что не сомневаюсь в твоей поддержке, милорд король. Так я не ошибся?

Ричард пытался понять, неужели Саварик так глуп и не может понять, что наступит день, и ему придется заплатить за это гнусное вымогательство. Король не сомневался, что Генрих-то это понимает, только ему нет дела до судьбы своего недалекого кузена. Его цель всего лишь напомнить узнику, что он остается узником, вопреки всем поблажкам и любезностям, которыми наслаждается. Львиное Сердце улыбнулся в ответ, хотя спрятанные под столом ладони сжались в кулаки.

– Ничуть, – бросил он с беспечностью, давшейся ему дорогой ценой. – Мы ведь, как никак, союзники.

* * *

Учитывая обстоятельства, Ричард не слишком радовался своему тридцать шестому дню рождения, который наступал восьмого сентября: какой пленник будет праздновать очередной день своего заточения? К удивлению для него, событие получилось приятным. Епископ Вормский настоял на том, чтобы устроить пир в честь венценосного именинника, а вслед за угощением их порадовали своими песнями несколько немецких миннезингеров. Музыка всегда поднимала Ричарду настроение, и он находился в самом блаженном расположении духа и до того, как прибыл гонец от одного из новых его союзников, герцога Брабантского.

Герцог не мог сообщить вестей лучше: новым архиепископом Кельнским стал пробст Адольф фон Альтена, проникшийся к Ричарду дружеским расположением с первой их встречи на судилище в Шпейере. Лучшего поборника своих интересов, чем Адольф, король и желать не мог, поэтому воспринял это известие как неожиданный подарок ко дню рождения.

Когда с угощением и развлечениями было покончено, гости отправились в дворцовый сад. Часть мужчин затеяла шумную игру в «кольца», набрасывая подковы на деревянный колышек. Ричард сидел на травяной скамье, наблюдая за забавой и весело болтая с Морганом и Варином Фиц-Джеральдом. В эту минуту ему доставили письмо от германского императора. При виде императорской печати ему показалось, словно солнце внезапно зашло за тучу, потому как любое соприкосновение с Генрихом не сулило добра. Чувствуя себя так, словно он сейчас поднимет камень и обнаружит под ним скорпиона, Ричард сломал печать. Те, кто находился поблизости от него, тоже напряглись, и расслабились, только когда король оторвал взгляд от пергамента, потому что вид у него был скорее удивленный, чем расстроенный.

– Некоторые из вас наверняка слышали, что французский король сговорился о свадьбе с сестрой короля датского. Моя госпожа матушка и юстициары уверены, что Филипп намерен использовать датский флот для вторжения в Англию. Если к браку его побудила именно эта причина, то он избрал весьма странный способ обхаживать данов, поскольку на следующий день после свадьбы отрекся от невесты.

Необычайная новость побудила игроков прервать игру в «кольца» и собраться вокруг английского короля в надежде услышать больше. Ричард вернулся к письму, быстро пробежал его глазами, а когда закончил, на губах у него сияла широкая улыбка.

– Если верить источникам императора при французском дворе, – сказал он, должным образом подчеркнув титул Генриха, поскольку среди присутствующих были немцы, – Филипп без лишней огласки заявил, что не консуммировал[23] брак, но ему напомнили, что одного этого мало для развода. Его советникам следовало бы еще напомнить государю, что подобное признание непременно вызовет в народе молву, будто король не в силах исполнять супружеский долг.

Ричард подбирал слова осторожно, с оглядкой на епископа Вормского и других клириков, но обведя собравшихся взглядом понял, что излишняя деликатность не требуется. Немцев не в меньшей степени забавляло, как французский король ухитрился поставить себя в столь невероятное и столь затруднительное положение.

Ансельм, добросердечный капеллан Ричарда, выразил сожаление о подорванной чести невесты и поинтересовался, что теперь ее ждет.

– Филипп спровадил ее прочь из Амьена и ее поместили в монастыре Сен-Мор-де-Фоссе близ Парижа. Девушка выказала похвальное присутствие духа и отказалась, чтобы ее везли назад в Данию как испорченный товар. Она настаивает, что консуммация брака на самом деле произошла, и перед Богом и церковью они муж и жена. Но лазутчики императора – я хотел сказать, его источники, – с очередной усмешкой поправился Львиное Сердце, – говорят, что Филипп намерен убедить совет епископов и баронов признать брак недействительным в связи с тем, что он состоит с Ингеборгой в недопустимом родстве. И хотя это не так, готов побиться об заклад, что французские прелаты сделают вид, будто верят.

Затем улыбка сошла с его лица.

– И разумеется, этот ублюдок Бове первым предложит Филиппу руку помощи, поскольку лжесвидетельствование есть самый мелкий из его грехов.

После этого никто не говорил ни о чем ином, как о матримониальных скорбях французского монарха. С уходом епископа и архидьяконов шуточки в адрес Филиппа стали более пошлыми и грубыми. Отвращение, испытываемое французским государем к лошадям, было общеизвестно, и теперь высказывались предположения, не передалось ли оно на кобылок другого рода. Отпускались намеки, что монаршие бриллианты оказались такими крошечными, что Ингеборга не смогла разыскать их, что вид обнаженного супруга вызвал у нее смех вместо желания, особенно при виде флага, поднятого лишь до половины древка. Варин размышлял вслух, не обнаружил ли Филипп, что его невеста не девственница, и вызвал бурный приступ хохота, добавив: