Королевский убийца - [6]

— Спроси свое сердце, прежде чем сделаешь это, Фитц, — добавил он, — если тебе нечего предложить ей, оставь ее в покое. Калека ли ты? Только если ты сам так решишь. Но если ты убежден в том, что ты теперь инвалид, тогда, наверное, у тебя нет права искать ее. Не думаю, что тебе нужна ее жалость. Это жалкая замена любви.

И потом он встал и оставил меня смотреть в огонь и размышлять.

Был ли я калекой? Потерпел ли я поражение? Тело мое дрожало, как струны плохо настроенной арфы. Это так. Но победила моя воля, а не воля Регала. Мой принц Верити все еще готов занять трон Шести Герцогств, и горная принцесса теперь стала его женой. Боюсь ли я насмешек Регала над моими дрожащими руками? Разве я не смогу смеяться в ответ, поскольку Регал никогда не станет королем? Во мне поднималось злорадное удовлетворение. Баррич был прав. Я не был побежден и мог убедиться в том, что Регал осведомлен о моей победе.

Но, если я выиграл схватку с Регалом, неужели я не смогу также завоевать и Молли? Что стояло между нею и мной? Джед? Но Баррич слышал, что она покинула Баккип, а не вышла там замуж. Ушла, оставшись без копейки, чтобы жить со своими родственниками. Позор Джеду, если он позволил ей сделать это. Я стал бы ее искать, я нашел бы ее и покорил. Молли, с ее развевающимися волосами, Молли, в ярких красных юбках и плаще, смелая, как красногрудая сорока, и глаза такие же яркие. От воспоминания о ней я задрожал. Я улыбнулся про себя, а потом почувствовал, как мои губы искривились и легкая дрожь превратилась в содрогание. Мое тело выгнулось, затылок резко ударился о кровать. Я невольно вскрикнул — невразумительный булькающий звук. В мгновение ока Джонки оказалась рядом со мной и позвала Баррича, и уже они оба держали меня за руки и ноги. Баррич всем телом навалился на меня, пытаясь остановить судороги. И тут я потерял сознание.

Я выбирался из темноты на свет, словно поднимаясь после глубокого погружения в теплую воду. Глубина перьевой перины баюкала меня, одеяла были мягкими, я чувствовал себя в безопасности. Несколько мгновений все было тихо. Я лежал неподвижно, чувствуя себя почти хорошо.

— Фитц? — Баррич наклонился надо мной.

Мир вернулся. Я узнал себя — искромсанное жалкое существо, марионетка с перепутанными нитками, лошадь с разорванным сухожилием. Я никогда не стану прежним; для меня нет места в этом мире, в котором я некогда обитал. Баррич сказал, что жалость — плохая замена любви. Я не хотел жалости ни от кого из них.

— Баррич.

Он наклонился ниже.

— Все было не так уж плохо, — солгал он. — Теперь тебе надо отдохнуть. Завтра…

— Завтра ты поедешь в Баккип.

Он нахмурился:

— Давай не будем спешить. Дай себе несколько дней, чтобы оправиться, и тогда мы…

— Нет. — Я с трудом заставил себя сесть на постели. — Я принял решение. Завтра ты поедешь назад в Баккип. Там есть люди и животные, которые ждут тебя. Ты нужен. Это твой дом и твой мир. Но не мой. Уже нет.

Он долго молчал.

— И что ты будешь делать?

Я покачал головой:

— Это уже не твоя забота. И ничья. Только моя.

— Девушка?

Я еще сильнее потряс головой:

— Она уже ухаживала за одним инвалидом и провела всю свою юность за этим занятием только для того, чтобы обнаружить, что он оставил ее в долгах. Могу ли я вернуться таким и искать ее? Могу ли я просить ее любви, чтобы стать ей такой же обузой, какой был ее отец? Нет. Одной или замужем за другим, ей будет лучше без меня.

Мы оба долго молчали. В углу комнаты Джонки деловито готовила очередной травяной настой, который ничем не сможет помочь мне. Баррич нависал надо мной темной грозовой тучей. Я знал, как сильно ему хочется тряхнуть меня за плечи и выбить из меня это упрямство. Но он не сделал этого. Баррич не бил калек.

— Так, — сказал он наконец, — значит, остается только твой король. Или ты забыл, что поклялся быть слугой короля?

— Нет, не забыл, — ответил я тихо, — и если бы верил, что я все еще слуга, то вернулся бы. Но я не слуга, Баррич. Я обуза. Я стал бесполезной пешкой, которую к тому же надо защищать. Заложник для захвата, бессильный защититься самостоятельно от кого бы то ни было. Нет. Последнее, что я могу сделать как слуга короля, это выйти из игры до того, как кто-нибудь другой воспользуется моей немощью, чтобы причинить вред моему королю.

Баррич отвернулся. Его силуэт едва различался в сумерках комнаты, лица его нельзя было разглядеть в слабом свете огня.

— Завтра мы поговорим… — начал он.

— Только чтобы попрощаться. Я это твердо решил, Баррич. — Я коснулся рукой серьги в моем ухе.

— Если ты остаешься, значит, и я не могу уехать, — в его низком голосе была ярость.

— Нет, не так. Когда-то мой отец захотел, чтобы ты остался и вырастил для него бастарда. Теперь я говорю тебе, чтобы ты уходил и служил королю, который все еще нуждается в тебе.

— Фитц Чивэл, я не…

— Пожалуйста. — Я не знаю, что Баррич услышал в моем голосе, только он внезапно замер. — Я так устал. Так ужасно устал. Я уверен, что не смогу дожить до того, что, как все считают, я должен сделать. Я просто не доживу, — мой голос дрожал, как у старика, — не имеет значения, что мне следовало бы сделать. Не имеют значения мои клятвы. Во мне не осталось сил, чтобы сдержать слово. Может быть, это неправильно, но так уж оно есть. Чужие планы. Чужие цели. Никогда они не были моими. Я пытался, но… — Комната закачалась вокруг меня, как будто говорил кто-то другой, и я был потрясен его словами. Но я не мог отрицать их правдивость. — Теперь мне нужно остаться одному. Чтобы отдохнуть, — просто сказал я.