Королевский краб - [21]

Я решительно с помощью Вира-майна Феди устанавливаю порядок сдачи. В руках — динамометр, а за спиной следует как тень Мария Филипповна. Около стропов уже снуют лаборантки химлаборатории со счетчиками Гейгера. Счетчики, как всегда, безмолвствуют, и девочки нашей злючки химички уходят. Я смотрю на строп, который сейчас приму, быстро считаю ряды, количество крабов в каждом ряду. Их в стропе 1800 штук. Потом выбираю самого мелкого краба, цепляю его на крючок динамометра. Его вес полтора килограмма. Отлично! Прошу больше света и тщательно выискиваю в стропе мальков, самок. Но они, если они есть, могут быть только во внутренних рядах. Ищу помятых крабов. Уж их я найду, без них нельзя…

И все это нужно проделать очень быстро. Потом я кричу:

— Дима, давай!

Дима «дает», то есть подхватывает строп и на метр от палубы поднимает его.

На гаке — пятитонный динамометр. Это делается для контроля, ибо я уже знаю примерный вес стропа около трех тонн, умножив 1800 на полтора.

Снова зычно кричу:

— Чей строп? — И тут же через плечо говорю Марии Филипповне цифры для квитанции, название сейнера и фамилию сдатчика.

Если сдатчик не согласен с моими цифрами, я ему объясняю, из чего я исходил. Если это его не удовлетворит, предлагаю ему разгрузить строп и самому на моих глазах пересчитать крабов. Но редко кто соглашается это делать, потому что начинают ворчать очередные:

— Браты, зачем сдавать поштучно? Эдак мы не уйдем домой и до утра.

Это верно. Если мне будут сдавать поштучно, я приму последний строп далее не утром, а где-то к обеду следующего дня.

— Братцы, вам грех обижаться! Тут на «Никитине» поставили справедливого приемщика. Это на «Тухаче» чистый кулик… вчерась ему верняком сдавал три тысячи штук, так он, паразит, пишет в квитанции две пятьсот! Я ему втихаря сунул бутылку спирта, так он нехотя набавил две сотни и больше ни в какую!

Часа через полтора я вытираю пот со лба — у всех принял без особых конфликтов, но устал так, словно разгрузил машину угля Сейчас начнут подходить наши мотоботы с уловом. У своих принимать много проще. Благодарю Марию Филипповну за помощь. И она — я это вижу — нехотя возвращается к разгрузке стропов. Непривычна ей, тяжела физическая работа…

С мостика новая команда:

— «Семерка» подошла под разгрузку! Разгрузить — мотобот с экипажем на балыки! На подходе «азик». С ним — то же самое в темпе! На палубе, шевелитесь, шевелитесь!!!

Совсем потемнело, с неба стало моросить, и море за бортом плавзавода как-то грозно зашевелилось, завздыхало, готовясь то ли ко сну, то ли к шторму, которого так давно не было.

Я в ожидании следующего мотобота пошел на вешала. Как там мои друзья? Надо им помочь распутать сетку-другую. Все им легче будет.

До вешалов я пошел кружным путем, через корму. В глубине души мне не хотелось дергать сети, и я как-то бессознательно тянул время.

На корме было безлюдно. У запасного винта громоздились кучи наплавов. Я шел, натыкаясь на стеклянные и пластмассовые шары в оплетке, и вдруг услышал тихие голоса.

— Ты меня не пугай, лады?

— Что ты, брат, кто тебя пугает? Просто советую, живи как все, как ты раньше жил. Для чего ты хочешь стать лучше других? Все бьют, а у тебя перестали бить. Обижаешь ты хлопцев, не даешь им заработать, схватить лишний кусок. Они сюда не за романтикой приехали и уродуются, чтобы заработать. Верно?

Голоса были знакомыми, хотя не мог угадать, чьи они? Первый был хриплый, уставший, второй — юлящий, льстивый.

Хриплый сказал:

— Я хочу по совести делать.

Льстивый согласился:

— И я хочу, но не получается. У нас допотопные хлопчатобумажные снасти, да и мало их! Над ними трясешься, как нищий над копеечкой, но куда деваться! А ты еще предлагаешь трястись над приловом, по собственной воле выпутывать самку, малька и выпускать их в море. Нам же за это не платят, и мои хлопцы, если нет лишних глаз, били их дубинками и будут бить — это дешево и сердито!

— Но ведь крабов становится все меньше. Неужели ты это не замечаешь?

— Почему не замечаю. Но их на наш век хватит.

Льстивый зацокал, и я окончательно узнал его. Но как он чисто говорит, словно диктор московского радио! Значит, где ему выгодно, он юродствует, прикидывается малограмотным: «Моя ничего не знай чужой беда! Моя сколько поймал, столько и сдал. Честна надо быть, приемщик, честна!»

Старшина «азика» в чем-то убеждал старшину «семерки», пугал его:

— Женя, мои хлопцы думают, как я. И не только они. На других ботах тоже есть отчаянные. Им не хочется тратить время на прилов. Ну, будь с нами.

— С вами не буду, мне надоело! — твердо сказал Карпович. — Хочу ловить по-честному.

— И я хочу, но тогда пусть дают сети из синтетики, разового употребления. У японцев они уже есть, а у нас? Нам их только обещают. Будут они, мы все станем деликатничать с приловом. Невольно будем деликатничать, раз-раз — сетку ножом, и улов свободен. Самца — между глаз и в трюм, а самку или малька даже проще выбросить за борт.

— Сети из синтетики будут. Надо просить их, кричать о них, а пока…

— Ты решил, Женя, быть праведным. Что ж, твое дело, а нам не мешай! Будешь мешать, не советую ходить ночью вдоль бортов. Вода в Охотском — ой-ой как холодна, да ты и плавать не умеешь. Чудак, пятнадцать лет мореманишь, а плавать не научился. Тогда не снимай спасательного жилета. Это мой последний совет тебе.