Королевский гамбит - [68]

— Нет, — сказала Ленка, нервно поводя плечами. — Это они.

Сказала она так, что все сразу поняли, о ком идёт речь.

— Открывай, — скомандовал я Серёге.

— Чем? — опешил он.

— Чем хочешь открывай, ты же её как бы создал… Попробуй «харлеем».

Серёга неуверенно покосился на дверь, потом на фонарик в руке и потянулся к кнопке звонка.

— Может, лучше позвоним?

— Нет, лучше не надо. — Денисыч перехватил его руку на полпути и мягко, но решительно опустил: теперь он ощущал себя в своей стихии. — Пока преимущество неожиданности на нашей стороне, мы на шаг впереди. Открывай.

— Я не уверен… Ладно, попробую.

Серёга погасил фонарь, нагнулся над замком, с минутку чем-то там поковырял, и Дверь с неожиданной лёгкостью отворилась. Не было ни лязга замка, ни сигнала тревоги, даже петли не заскрипели. Денисыч нахлобучил шляпу, из-за чего сразу стал похож на Индиану Джонса, вынул пистолет, затоптал окурок и жестом скомандовал остальным: вперёд. В две минуты мы собрались, упаковали сумки, глотнули напоследок воды из озерца и шагнули в распахнутый зев загадочного туннеля.

За Дверью оказался прямой коридор, полого уходящий в обе стороны, направо и налево. Мы подкинули монетку и решили двигаться по ответвлению, уходящему вниз. Уклон был небольшой, ступеньки отсутствовали. Пол оказался ровный и шероховатый, ноги не скользили. Световые лучи метались в темноте, потом на стенах через равные промежутки стали попадаться широкие, матово светящиеся полосы. Я потрогал одну из них и не ощутил под пальцами ничего похожего на светильник: стена как стена, словно полосу просто нарисовали Серёгиным фломастером. Свет был совершенно холодный. Я хмыкнул. Если коридор, как и Дверь, был создан воображением Кабанчика, в этом не было ничего удивительного. Но если нет, тогда…

Под потолком ощущался встречный ток холодного воздуха, несильный и ровный; Димка, топавший сразу за мной, то и дело нервно принюхивался и фыркал. Сколько мы так прошагали, не смогу сказать, когда шедший впереди Фил вдруг остановился и поднял руку. Мы встали тоже. Коридор делал резкий поворот, за которым взгляду открылся большой зал, явно искусственного происхождения, неярко освещённый всё теми же загадочными полосками. Неоновые отсветы ложились на лица моих спутников, делая их похожими на киношных вурдалаков.

Помещение было забито до самого потолка (а до него было метров десять), сам потолок и стены покрывал тонкий слой пушистой синеватой изморози. Откуда-то тихо сочился пар. Длинный проход терялся в полутьме. Всюду, насколько хватал глаз, сомкнутыми рядами громоздились непонятного назначения округлые сооружения, похожие не то на гигантские лабораторные автоклавы, не то на железнодорожные цистерны; у многих были прозрачные стенки.

Фил ковбойским жестом поправил на себе шляпу стволом пистолета и хмыкнул: однако…

— Здесь лучше держаться вместе, — сказал он, обернувшись, — а то, неровен час, кто-нибудь заблудится. А вот кричать тут не надо бы.

Я почувствовал, как Ленка трогает меня за рукав.

— Там было так же, — сказала она.

Ни камер, ни людей поблизости не наблюдалось, и мы осторожно двинулись вперёд.

С колотящимся сердцем я шёл вдоль огромных криотанков, за прозрачными стенами которых спали — поодиночке и целыми стаями — непробудным сном животные и растения давно ушедших эпох. Сначала я останавливался у каждого второго смотрового стекла, прилипал к нему лицом и подолгу всматривался в синеватую глубину. Происходящее казалось сном, кошмарным, но при этом жутко интересным, — о таком потом жалеешь, что проснулся. Взгляд выхватывал из полутьмы то трилобита, то наутилуса, то ортоцераса, третичных аммонитов, ниммулитов и эвриптерид, ракоскорпионов и мечехвостов, панцирную рыбу (кажется, это был птераспис, но я не уверен), поздних кистепёрых рипидистий, более ранних акантодов и совсем уж древних круглоротых — всё, что человек видел доселе только на рисунках или в отпечатках из осадочных пород… Помню, я застыл и долго рассматривал хищного семиметрового дунклеостеуса, пока Ленка не оттащила меня от витрины. Гигантский музей был нескончаем. Наверное, где-то хранились танки или контейнеры с самыми примитивными водорослями и радиоляриями, да и вообще…

— Бургессия белла… — бормотал я. — Виваксия… Леанхоилия…

— Не ругайся, — с пьяной прямотой осадил меня Серёга.

— Я не ругаюсь… Ой, канадаспис! Глядите, это же канадаспис! Господи, сколько их тут…

Табличек не было. Не было вообще никаких надписей. Знакомые по книжкам названия всплывали в моей голове, как сквозь туман, я даже и не подозревал, что ещё помню их. Лена была права — в гигантском морозильнике были собраны образцы почти всех видов, населявших Землю на протяжении миллионов лет, от насекомых и рыб до рептилий и млекопитающих. Когда мы дошли до отсека с динозаврами, я совсем потерял голову. И было отчего! Помню, меня тянули за руку, как ребёнка в детсаду, а я шёл — будто плыл по воздуху, и дико вертел головой. Впрочем, остальные чувствовали себя не лучше. Триас, юра, мел и пермь — да, особенно пермь — были представлены здесь во всей своей красе.

— Игуанодон, — благоговейно шептал я, — аллозавр… майязавр… трицератопс… текодоны… прокомпосогнат…