Королевский гамбит - [46]

— Крепкий парень. Только научить его надо по-настоящему сигналы подавать. Если дрозд, то без фальши.

— Научится, — вступился за помощника Демьян. — Что ж, присядем перед трудной дорогой. Гришанов, из мошны печи — все на стол мечи.

— Чего же ты, Дема? — лукаво спросил Николай. — Помощник в кустах отсиживается, а ты разгуливаешь? А вдруг не я, а настоящий немец на тебя бы навалился. Как?

— Предусмотрено, Коля, — в тон ему ответил Демьян. — Мы ведь все высмотрели сначала.

— Ну, тогда… — Николай развел руками.

Полянский и Токарев были голодны, а сало и хлеб оказались на редкость вкусными. Но за едой Николай успел рассказать другу о всех мытарствах, перенесенных им после разлуки. От него Демьян узнал о второй схватке под Ключами, о пересыльном пункте в Городище, где погиб старый солдат Коробов, ободривший Николая, вовремя припомнив мудрую Демьянову байку про Емелю-мужика, о том, что Полянский долгое время числился Демьяном Федотовым в лагере смерти под Пинском, из которого едва вырвался, о гибели Сальского, о случайной встрече с летчиком Токаревым.

— Мое имя и фамилию носи на здоровье, если хочешь, — великодушно разрешил Демьян. — Знаю, Коля, что чести своей и моей ты никогда не замараешь. А как бежали из-под расстрела, не рассказывай, собственными глазами видел. Ловкачи! Я даже позавидовал. Думаю, смелые люди, настоящие. Даже смертный приговор ваш захватил. Вот он.

Токарев взял в руки листок.

— Тут по-немецки написано, — сказал Демьян.

— Вижу. Между прочим, это не наш смертный приговор, — заговорил Токарев, ознакомившись с содержанием бумаги, — а приказ о поддержке специального карательного отряда, который прибудет сюда на следующей неделе.

— Но-о-о!

— Вот тебе и “но”.

— Время есть, — успокоился Демьян. — Подготовимся честь честью. — И к Николаю: — А ребята, наши разведчики, как поживают? Как лейтенант живет-может?

— Киреев? Нет Киреева.

— В другую дивизию перевели?

— Убили!

— Ну-у-у? В разведке, что ли?

— В овраге у медсанбата кинжалом в спину. В тот день, когда он группу из Ключей привел. И не жалей ты его, Демьян! Сволочью оказался, шпионом.

— Что-о-о? Полегче выражайся. Лейтенант — не такой человек, — голос Демьяна был тверд. — Я это знаю.

— А как он в одиночку по фашистским тылам разгуливал? Забыл? Так вот. Во время тех прогулок он фашистам сведения передавал с глазу на глаз. В последнем поиске, из которого ты не вернулся, Киреев ребят в развалинах оставил и ушел к гитлеровцам на свидание. Известил о наступлении на Ключи.

— Эх, Коля, Коля, — перебил Федотов. — Ты мне веришь? Обманывал ли я тебя когда-нибудь?

— Ну, не обманывал, — ничего еще не понимая, подтвердил Николай. — Ну, верю.

— Так вот. Лейтенант Киреев, хоть и сухарем был, но о нас он заботился, от излишнего риска оберегал разведчиков. — И неожиданно спросил, хмурясь: — А о том, что немцы узнали о подготовке нашей дивизии к бою за станцию Ключи, кто тебе подробности преподнес?

— Перебежчик.

— Перебежчик? А он назвал Киреева?

— Нет. Но и так ясно.

— Вряд ли. Я, Коля, сам присутствовал при встрече кого-то из нашей дивизии с гитлеровским офицером. Я сидел под окном в саду. Весь ихний разговор прослушал от начала и до конца. Не сомневайся. Видел и слышал. Голос изменника запомнил. Что голос не Киреева, ручаюсь! Во веки веков не забуду! — Лицо Демьяна изменилось: глаза зажглись недобрым светом, брови сдвинулись, четче обозначились морщины по углам рта. Резко сорвал он с головы пилотку:

— Смотри!

Ни единого темного волоса не было в его некогда черных кудрях.

— Дема!

— Убить хотел, — с болью сказал он и, повинуясь привычке не омрачать своими горестями других, пошутил: — Да не знал, что у ленинградского токаря череп, что броневой колпак. История со мной произошла тогда лучше любого романа. Бывает же.

Тяжелораненый Демьян долго лежал в пыльном бурьяне. Под утро выпавшая роса заботливо освежила, омыла его воспаленное лицо, привела в чувство. Придерживая одной рукой разбитую голову, а другой опираясь на автомат, он добрался до развалин заводика. Товарищей уже не было. Да, признаться, он теперь и не надеялся их встретить.

Захватив языка, разведчики, как требовал приказ, еще до рассвета перешли линию фронта. А в том, что приказ генерала Бурова выполнен, Демьян убедился, когда увидел на обломке стены надпись Киреева.

Надо было отсидеться до ночи. Демьян, пересиливая головокружение, с трудом сполз в канализационный колодец, опустил над собой тяжелый люк и принялся заматывать бинтом рану на голове.

Сколько просидел в темном, сыром убежище, не помнит. Из полубредового забытья вывели его легкие, крадущиеся шаги. Кто-то ходил там, наверху. Демьян придвинул поближе автомат. “Неужели накроют?” Чугунная чаша люка дрогнула и медленно приподнялась. Человек действовал осторожно, по всей видимости, сам чего-то боялся.

Повернувшись неловко, Демьян коснулся головой влажного бетонного выступа, скрипнул зубами от боли и глухо чертыхнулся.

— Ой! — донеслось сверху. — Кто?

— Русский, — еще нашел в себе силы прошептать Демьян и потерял сознание.

Так повстречалась ему связная партизанского отряда Галя Сазонова. В развалины ремонтного завода, где был почтовый ящик подпольщиков, она пришла за очередным донесением.