Королевский двор Франции в эпоху Возрождения - [34]

. Соответственно, герцоги были в состоянии позволить себе содержать более блестящий и более многочисленный двор, ставший со временем эталоном организации для европейских дворов[271]. Претендуя на королевскую корону и именуясь герцогами «милостью Божьей», властители Бургундии рассматривали свой пышный и огромный двор как важнейший политический инструмент репрезентации своей силы и могущества, и едва не добились своей цели[272]. Придворный бургундский историограф Жорж Шатлен писал, что после воинской славы, двор [l'Estai domestique] — «первое, к чему следует относиться с особым вниманием; содержать его в образцовом порядке — важнейшее дело»[273].

Бургундские герцоги мечтали о королевской мантии, в том числе потому, что вынуждены были признавать статусное первенство, сюзеренитет двора Франции, будучи прямыми вассалами короны, и по этой причине стремились обрести полную суверенность своего двора, завершив политический развод с Францией и вступив в прямые отношения с императором. Несмотря на то, что двор королей Франции был организационно скромнее и церемониально проще, что было связано с последствиями катастроф Столетней войны, именно он в итоге оказался единственным двором, сумевшим, несмотря на сложные обстоятельства, доказать свою жизнеспособность, объединить все остальные дворы и в конце XV в. стать двором всей Франции.

Эту задачу начал решать еще Людовик XI, «всемирный паук», главный враг последних герцогов Бургундии, который успешно и планомерно осуществлял политическую централизацию Франции во второй половине XV в., в том числе с помощью тактики «скрытого и распыленного» двора. Несмотря на то, что окружение Людовика XI неплохо изучено, история его двора еще не написана[274]. Ж.-Ф. Сольнон назвал этот двор «слишком буржуазным», имея в виду прежде всего скромное происхождение многих советников, стиль его репрезентации, незначительное социально-политическое и культурное влияние[275].

В первые же годы своего царствования (1460-е) Людовик XI столкнулся с тем, что королевские служащие его двора начали рассматривать практику должностной несменяемости как минимум на протяжении жизни короля, в качестве своего права, тесно связанного с социальным статусом и претензиями на отправление управленческих функций публичного-правового порядка. Более того, тенденции наследования должностей XIV в. обрели силу в следующем столетии, постепенно обретая черты постоянства и формализации: как пишет Ю.П. Малинин, в XV столетии зафиксированы первые случаи покупки-продажи должностей, что означало превращение их в собственность в правовом смысле[276]. Людовик XI спровоцировал создание Лиги Общественного блага — противостоящей ему вооруженной феодальной коалиции — тем, что начал активно нарушать эту практику несменяемости, лишая должностей неугодных ему влиятельных придворных и государственных лиц[277]. Потерпев открытое поражение от Лиги (1465), он вынужден был пойти на огромную уступку — издать эдикт 1467 г. о пожизненном характере публичных должностей (offices publiques)[278]. Прежде всего речь шла о главных коронных и придворных должностях, но не только. Эдикт имел статус не отзываемого, и, по сути, стал одним из фундаментальных законов королевства.

Отныне король не мог своим решением сместить носителя коронной должности, хотя в его силах было упразднить ее после смерти владельца, лишить или рассредоточить полномочия ее носителя, что позднее станет важным рычагом придворной игры при Старом порядке. Монарх также мог назначать должностных лиц лишь на вакантные должности, освобождающиеся только по причине смерти служащего при дворе, добровольной передачи должности другому лицу еще при жизни прежнего держателя, или совершения последним доказанного преступления.

Непосредственным же ответом Людовика XI на эту уступку стало создание двора, которому не было аналогов. Обстоятельства заставили короля не держать двор в прямом смысле этого слова, окружив себя только преданными и полезными людьми самого разного происхождения, «малым двором»[279]. Лишенный возможности открыто бороться с союзом (союзами) феодалов, многие из которых занимали ключевые должности или имели среди придворных своих вассалов и клиентов, король справился с ними поодиночке, спрятав и изолировав свою персону, равно как и свой двор.

Технически сделать это было несложно, поскольку французский двор в XV столетии не имел постоянной резиденции, в отличие от других европейских дворов. Начиная с середины XIV в., он постоянно находился в движении, перебирался с места на место в самом Париже, покинув дворец дворец Капетингов на о. Сите после политического кризиса 1356–1358 гг. Последний возник после пленения Иоанна II Доброго англичанами после сражения при Пуатье (1356), и последующего парижского восстания во главе с купеческим прево Э. Марселем, когда дворец оказался в руках мятежников, сделавших заложниками дофина и его окружение[280]. Сначала двор квартировал в укрепленных замках Лувре и Венсенне, затем какое-то время занимал парижский особняк Сен-Поль, а после бегства дофина Карла из Парижа в 1418 г. и начала английской оккупации, вообще не имел регулярного пристанища, часто перемещался по территории королевского домена, располагаясь в замках Луары