Королевский двор Франции в эпоху Возрождения - [155]

С другой стороны, опыт функционирования межконфессионального двора стал востребован в 1593/1594 гг., когда Генриху IV, объединившему обе короны и оба двора, удалось обратить военно-политическое противостояние с Лигой и испанцами в свою пользу, и особенно, после 1598 г. — подписания Нантского эдикта, завершившего Религиозные войны. Подобно своим предшественникам, Генрих IV возобновил финансирование и организационно-политические связи с двором Маргариты уже в 1593 г., тем самым признав его частью двора Франции. Король ждал удобного политического повода для возвращения королевы Маргариты в Париж, воспринимая это как очередной акт упрочения своей власти и дальнейшей легитимизации новой династии, Пожалованный ей после развода (1599 г.) исключительный для французского королевского дома титул — королевы Маргариты, герцогини де Валуа, свидетельствовал о том, что Генрих IV, подобно своему предшественнику, стремился к куриальному единству, а значит, единству политического тела Франции, как ключевому условию реализации абсолютной власти. Распыленный во время войн французский двор собрался вместе только в 1605 г., и Маргарита де Валуа многое сделала для того, чтобы праздники и церемонии нового двора были организованы в традиционном духе многовековой истории французского королевского дома.

Глава V. Институт королевского двора в конце XVI в.

§ 1. Воссоздание французского двора при Генрихе IV

1.1. Военный двор в 1589–1594 гг.

Исследования Н. Ле Ру показали, что структура двора Генриха IV мало отличалась от двора Генриха III, поскольку была полностью сохранена; главные посты в доме короля удержали прежние владельцы должностей; наконец, практически никто из руководителей наваррского двора не занял сколько-нибудь существенной должности при французском дворе, хотя был инкорпорирован в иные структуры. Правда, от первого камер-юнкера — д'Эпернона и гардеробмейстера — Бельгарда, фаворитов прежнего короля, потребовали отказаться от совмещения должностей, но фактически они не покидали свиту Генриха IV[1329].

При этом Н. Ле Ру упускает из внимания судьбу двух главных — коронных по статусу куриальных должностей — Главного распорядителя и двора и Главного камергера, закрепленных за Гизами. В 1588 г., после убийства своего отца, Главным распорядителем стал 17-летний старший сын герцога де Гиза, Шарль Лотарингский (1571–1640), наследственный держатель должности, активный сторонник Лиги и претендент на трон. В 1594 г., во время восстановления двора, Генрих IV заставил его отказаться от этого поста в пользу губернаторства в Провансе и должности Адмирала Левантийских морей[1330]. Его место занял принц крови, двоюродный брат короля граф Суассонский, Шарль де Бурбон (1566–1612), навсегда заложив традицию обладания этим ключевым постом только французскими принцами крови[1331].

В 1589 г., в силу открытого неповиновения Главного камергера герцога Шарля Майеннского, провозгласившего себя Генеральным наместником государства и короны Франции, Генрих III потребовал от Парижского парламента в Туре лишить его коронной должности, передав ее принцу крови Валуа, Генриху Орлеанскому, герцогу де Лонгвилю, своему стороннику, который сохранил ее при новом короле (до 1551 г. эта должность уже исполнялась Лонгвиль-Орлеанскими). Однако после смерти герцога де Лонгвиля (1595), в знак примирения с Гизами, Генрих IV вернул пост Главного камергера в семью Майенна, восстановив в должности сначала его самого, а чуть позже утвердив ее в пользу его сына Генриха Лотарингского, герцога д'Эгийона (1578–1621)[1332]. Вообще, потомки руководителей Лиги, за редким исключением, никогда не занимали ключевых постов при дворе первых Бурбонов[1333].

Недавняя защита докторской диссертации Л. Мартышевой в Парижском университете — Сорбонна IV (2018), посвященная роли католического духовенства в восшествии на трон Генриха IV, показала также значительный вклад французских епископов первого эшелона, в том числе из числа бывших придворных Генриха III и Екатерины Медичи, в процесс легитимизации нового монарха. Л. Мартышева подчеркнула, что высшее духовенство рассматривало монархию как «коллективное творение», а свою роль как — духовное обязательство перед Францией[1334]. Главным раздатчиком милостыни, после отказа от должности Жака Амио, стал (1591) архиепископ Буржский, Рено де Бом де Санблансе (Renaud de Baune de Semblançay), родственник мадам де Сов, придворной дамы Екатерины Медичи, а его заместителем — Никола Фюме, епископ Бове, служивший при Генрихе III Первым раздатчиком. Оба руководителя придворных церкви и капеллы в 1580-х гг. — епископ Лангрский Пьер де Гонди, и Франсуа де Ларошфуко-Рандан, также сохранили свои места и помогали восстанавливать церковный двор[1335]. Архиепископ Буржский также руководил церемонией отречения короля от протестантизма в Сен-Дени в июле 1593 г.

Таким образом, Генрих IV полностью выполнил заветы своего предшественника, который на смертном одре просил его принять его двор и вернуться в католичество; как писал канцлер Шеверни, Генрих III «приказал всем принцам, главным коронным чинам, военным и служащим своего дома признать его