Королевский дуб - [45]
— Тиш, неужели ты думаешь, что что-то написанное обо мне мисс Деборой Фейн в газете небольшого городка сможет превысить боль, которую причинил мне Крис?
— А я думаю не о тебе!
И тогда я стала более осторожна в разговорах с мисс Фейн и старалась не жаловаться, когда она заставляла переписывать буквально каждую статью, подготовленную мной для бюллетеня, по два-три раза.
Кошмары Хилари ослабевали, и она в какой-то мере вновь впала в прежнее болезненное молчание. Я сделала бы что угодно, лишь бы уберечь дочку от новой боли.
Мисс Фейн настаивала, чтобы я познакомилась с профессорами, преподавателями и другими сотрудниками Пэмбертонского колледжа. Я выполнила ее требование и нашла, что в основном это были милые люди. Очень немногие из них смогли бы завоевать академическую крепость в „Айви лиг"[38] или даже в Эмори, но они были чрезвычайно приятны и без труда могли выражать свои мысли („И еще намного образованней, чем лошадники на той стороне Пэмбертона", — заметил Чарли).
Меня с готовностью, приветливо приняли в свою среду. Никто из нас, как я предполагаю, не питал особых иллюзий по поводу своей карьеры и способностей, и никто не зарабатывал большие деньги. Ланч в этой компании напоминал круиз по цене со скидкой: неплохо, если вы не жалеете о том, что не едете первым классом.
В течение долгого времени после того дня в „Королевском дубе" я не видела Тома Дэбни. Я очень старалась избегать встреч с ним.
За несколько недель до возвращения „зимних жителей" с их слугами и лошадьми Пэмбертон загудел, переполненный энергией и замыслами, как бы собирая силы для осеннего и зимнего сезонов. На нашей стороне города торговцы выкрасили заново витрины, установили новые тенты, отполировали бронзовые вывески и обновили измученные за лето цветочные ящики на окнах. В витринах антикварных лавок появились новые товары, а магазины на Пальметто-стрит выставили обувь Мод Фрайзон, сумочки и шарфы от Гермеса и различные сорта шоколада фирмы „Годива". Всевозможные виды шерстяных тканей и твида „Кларион" смотрелись как отважные знамена в изматывающей жаре сентября. Кожа, как свеженалитая черная патока, как старое виски в бочке, блестела за зеркальными стеклами. Фирмы, поставляющие провизию, и рестораны выставили в своих окнах сложные меню, а в маленьких магазинчиках изысканной пищи в дальнем конце Пальметто появились высушенные солнцем томаты и дары моря. Аругула[39] возвратилась на рынки продуктов.
Большие коттеджи и клубы кишели рабочими, которые красили, подстригали, высаживали и проветривали. Длинные нарядно окрашенные фургоны и трейлеры с грохотом въезжали каждый день на пыльные стоянки конюшен. Они были нагружены блестящим, толкающимся грузом, таким ценным, что фунт веса стоил фунт золота.
Золотая розга и Кружева Королевы Анны[40] одели поля и окантовали дороги, а в глубине лесов пеканы и клены начали посверкивать первыми языками пламени большого пожара, который был готов охватить их в полную силу лишь через несколько недель…
На улице Вимси пыль висела неподвижно в густом слоистом воздухе, как будто была растворена в янтаре. Солнце в полдень было не менее свирепым, чем в августе. Но в стороне, в лесу, где стоял наш маленький домин, по утрам и вечерам ощущалась прохлада, а воздух становился голубоватым, по-настоящему осенним, и однажды в туманный дождливый вечер я зажгла поленья, уложенные в камине Картером, и мы с дочкой мило поужинали, сидя подле огня. Это был чудный вечер, и, глядя в прыгающее пламя, я представляла себе ожидающие нас осенние и зимние вечера.
Тогда я была почти счастлива. В конце концов, очень хорошо, что мы переехали в Пэмбертон. Я смогу устроить мирную и обеспеченную жизнь для нас с Хилари.
Об этом я сообщила Тиш в середине месяца, когда мы втроем с Хилари поехали в пассаж „Фрэнч крик" на другой конец города, чтобы купить Хил школьные ботинки. Тиш не хотела ехать, заявив, что в пассаже слишком жарко, он переполнен по субботам и что я смогу купить ботинки получше в магазине „Детский час" на Пальметто. Но подруга прекратила спор, когда я сказала, что не собираюсь покупать модельные туфли ребенку, которому они станут малы через месяц, и вообще дети в школе у Хилари не носят никакой обуви, кроме кроссовок.
Мы поехали, и нас, как и предсказывала Тиш, теснили, толкали локтями, мы постоянно нарывались то на портативные приемники, то на одетых в брючные костюмы полных женщин, то на угрожающие стайки черных и белых подростков.
Тиш не возражала даже тогда, когда по дороге домой Хилари попросила остановиться у „Макдональдса", но войти в здание, чтобы поесть, отказалась наотрез. На этом ее терпение лопнуло.
Мы сидели в „блейзере" с кондиционером, ели жареный картофель, пили диетическую кока-колу, а когда Хил ушла в туалет, чтобы смыть с новой майки взбитые сливки с шоколадом, я, пользуясь уединением и появившимся во мне чувством нормальности, сказала Тиш, что, думаю, Хилари и я сможем устроить свою жизнь в Пэмбертоне.
