— Да, начальник психиатрической больницы... Он член клуба; приходит каждый вечер; он заходит то сюда, то в больницу. Говорит, проводит сравнительные исследования. Шах.
Психиатр поймал взгляд Летерби и подошёл к нашему столу. Летерби представил меня. Доктор Аллар посмотрел на меня в упор; наступила пауза, после которой он заговорил.
— Вы первый раз здесь? — сказал он.
— Да... — прошептал я, — да, первый раз.
— Надеюсь, не последний, — сказал он. Что он хотел сказать?
После этого он обратился к Летерби.
— Ко мне сегодня пришёл Фред, — сказал он. — Пришёл по собственному желанию... Я не уверен... Может быть, мы не были достаточно мудры. — Казалось, доктор задумался... — Тем не менее, с ним, несомненно, всё в порядке, если не считать внезапного шока... просто следите... Но вообще-то я пришёл спросить: был ли сегодня вечером здесь Джоэл Линтон?
— Нет...
— Надеюсь, не придёт. Лучше ему не приходить... Если придёт — попросить кого-нибудь позвонить мне... — С этими словами доктор ушёл.
— Джоэл Линтон? — сказал я. — Он же арестован?
— Нет... его ищут. Вам шах.
— Простите, — пробормотал я. Конечно, мне приходилось читать — это все читали — о хищении. Но я и подумать не мог, что Джоэл Линтон может быть членом Шахматного Клуба — я всегда думал, имею в виду, люди говорили, что это отъявленный головорез.
— Он член клуба? — спросил я, опустив руку на фигуры.
— Вы не можете так пойти, вам всё ещё шах. Да, он член клуба, но любит в основном стоять и смотреть. Приходит каждый вечер. Кто-то сказал, что он всё же приходил сюда сегодня вечером. Он говорил, что его не возьмут живым. Он приходит где-то в половине одиннадцатого. Сейчас как раз это время... похоже, мат в два хода.
Фигуры в моих руках тряслись. Вне всякого сомнения с Шахматным Клубом было покончено. Мне хотелось лишь поскорее вернуться домой. Однако, едва я успел промямлить, что отказываюсь от дальнейшей игры, как события стали развиваться с такой быстротой, что у меня не осталось выхода.
— Вот и Джоэл Линтон, — сказал Летерби, и сквозь двустворчатые двери прошёл человек с суровым и решительным видом. Когда он вешал пальто на крючок у меня не было ни малейшего сомнения будто что-то вздувается в кармане его пиджака. Человек небрежно кивнул, а затем двинулся меж столов в нашу сторону.
— Полагаю, если вы не возражаете... — начал я. Это всё, что удалось сказать. В это время вошёл полицейский, два констебля и инспектор.
Я видел, как Линтон опустил руку в карман.
— Стойте там, где стоите, Линтон, — объявил инспектор. Как раз в этот момент официант, Фред, схватился за рукоятку кочерги...
— Не шевелитесь, Линтон, — сказал инспектор; он не видел, как Фред движется в его сторону.
Линтон не шевелился. В отличие от меня. Я быстро сдвинул засов маленькой двери позади себя... Вниз по маленькой лестнице... и по другой лестнице, и через коридор, обратно в ярко освещённую ротонду отеля, такую же, какой она была, когда я её покинул — свет и шум, коридорные, девушки в киоске, продающие табак и вечерние газеты. Такую же, но какую другую! Ради спокойствия разума, ради радости жизни — дайте мне ротонду, и сделайте её настолько шумной, насколько пожелаете.
О произошедшем я прочитал на следующее утро в газетах. Вещи всегда звучат иначе в газете, между кофейником и варёным яйцом. Мятежи, убийства, наводнения — всё разглаживается. Так и было. «Тихий арест в Шахматном Клубе». «Линтон не оказал сопротивления»... «Игроки невозмутимо продолжали играть». Конечно, проклятые старые надгробья. О Фреде не говорилось ничего.
Несколько дней спустя я встретил Летерби.
— Ваша заявка принята, — сказал он. — Они поторопятся. Вы вступите в следующем году.
Я заранее отказался; вступаю в Бадминтонный Клуб, и, надеюсь, не попаду в бойскауты или гёрлгайды.
