Рэйчел смутно помнила шум, поднятый газетами некоторое время тому назад вокруг празднования годовщины коронации. Вся эта королевская жизнь была так далека от ее жизни, что она не обратила внимания на это событие. Но если ее не беспокоили короли, то остаться безразличной к горю родителей она никак не могла.
— Боже мой, какая ужасная новость. Я бы не пережила, если бы что-то подобное случилось с Карли, — сказала она, думая о том, что богатство превращает человека в мишень для злодеев. — Бедный, бедный ребенок, невинная жертва.
— Она вовсе не ребенок. Дочь герцога взрослая.
— Разве у герцога есть взрослая дочь? Наверное, я что-то пропустила, ведь я не часто читаю газеты.
Почему его глаза смотрят так участливо?
— Никто не знает. Даже газетам не удалось ничего раскопать. Но кто-то все-таки узнал и использовал свое знание страшным способом. Из-за вражды между нашими семьями Роланд тайно прибыл на остров Роксбери, чтобы понять, не мы ли виноваты в преступлении.
— Что за нелепость! Вы? Он же вас совсем не знает. — Рэйчел была потрясена.
— Да, он, несомненно, увидел семью Монтегю в новом свете, — холодно произнес Дэймон.
— Дэймон, я никак не могу понять, каким образом сообщенное вами известие касается Виктории.
— Вы не можете понять? — переспросил он, пристально глядя на нее.
— Нет!
— А вас не удивляет, что две молодые леди исчезли в одно и то же время?
— Вы говорите так, будто речь идет о серийном убийце или похитителе. — При одной мысли об этом сердце у нее замерло, а потом учащенно забилось. — Но никто в моей семье не получал писем с требованием выкупа!
— Я думаю, мне будет легче сказать то, что я должен.
— Пожалуйста, скажите.
— Рэйчел, Виктория и есть незаконная дочь Виктора Тортона.
Рот у нее открылся от изумления, она быстро отняла руку и с недоверием посмотрела на Дэймона.
— Нет, это совершенно невозможно. Какая-то нелепая, глупая шутка.
Она смотрела ему в лицо, пытаясь увидеть смеющиеся глаза. Ведь это, в конце концов, он жонглировал стаканами в ресторане. Он же должен понимать, что смешно, а что нет. Как все-таки мало она его знает!
— Почему вы рассказываете мне чью-то историю? Моя сестра — это моя сестра.
— Рэйчел…
— Она вовсе не чья-то незаконная дочь.
Рэйчел увидела боль в его взгляде. Скорее всего, он не стал бы ничего говорить, если бы не был уверен. Но если это так, тогда понятно необъяснимое отвращение Малколма к Виктории. Однако все в ней восставало против сообщения Дэймона.
— Можете ли вы доказать то, что говорите? — спросила она, замирая от волнения.
Он отвернулся, провел рукой по волосам, затем снова посмотрел на нее.
— Вашу мать звали Марибель?
Рэйчел кивнула, чувствуя, будто непомерная тяжесть упала ей на плечи.
— Ее девичья фамилия Лейтон?
— О боже!
Он глубоко вздохнул.
— У вашей сестры есть необычное родимое пятно на левом бедре? В форме слезы?
— Откуда вам известны такие интимные подробности? — едва слышно прошептала она и, когда он не ответил, громче повторила свой вопрос.
Он достал из кармана письмо.
— Вчера вечером я уговорил Филипа доставить срочное письмо Роланду Тортону, в котором кратко изложил все, что знал об исчезновении вашей сестры. Вот его ответ. Великий герцог Тортон подтверждает, что у него была связь с Марибель Лейтон почти двадцать восемь лет назад.
Вычислить возраст его дочери, поняла Рэйчел, было нетрудно. Ее сестре было двадцать семь лет.
— Он не подозревал, что у Марибель родился ребенок. До сих пор. Родимое пятно было упомянуто в письме о выкупе. Такое родимое пятно есть у всех Тортонов. Посторонние о нем не знают.
Рэйчел не могла более смотреть в его полные сочувствия глаза. Она перевела взгляд на океан. Было несколько причин, почему она хотела бы, чтобы все это оказалось ошибкой. Эта новость радикально меняла ту действительность, к которой она привыкла. Кроме того, ее неясное предчувствие, что с Викторией случилось что-то плохое, стало вполне конкретной и тревожной реальностью. Ее сестра, ее любимая сестра, в беде.
— Если Виктория не дочь Малколма, — размышляла вслух Рэйчел — зачем было хитрить? Почему было просто не сказать: «Девочки, у вас не один и тот же отец»?
Она понимала, что говорит бессмыслицу и что в любом случае вопрос не к Дэймону. И она знала, что в шестидесятые годы ее еще молодой тогда отец отнюдь не увлекался философией свободной любви.
Она отложила свои вопросы, но им на смену тут же пришел страх. Боль пронзила ее. Где может быть сейчас Виктория? Через что ей пришлось пройти? Может, она связана? Или обессилела от ужаса? Или борется из последних сил, уже не надеясь на победу?
— Моя сестра похищена, — повторила она тупо и оглянулась на Дэймона. Его лицо поплыло у нее перед глазами, и только золотистые прожилки в глазах сверкали, как маяк, к которому она должна приплыть. — О боже мой, Дэймон, что мне делать? Моя сестра в опасности. Я должна…
Он взял ее руки в свои и легонько сжал.
— Слушайте меня, Рэйчел. Вам надо сохранять спокойствие. Вы понимаете? Вы должны сохранять хладнокровие.
Она глубоко вздохнула. И еще раз. И почувствовала силу его рук.
— Мне так страшно.
Он притянул ее к себе, и она заплакала у него на груди, намочив ему слезами рубашку.