Королевская примула - [42]

— Циала, прошу тебя как судью, скажи партнеру, пусть перестанет терзать несчастного тореадора и даст спокойно доиграть.

Мы разговаривали по-грузински. К той поре я довольно сносно владел языком, но вот твердое «к» и гортанное «г» удавались мне не очень.

— Моя твоя не понимает, — сказал по-русски Ачико и продолжал насвистывать.

Мне захотелось выиграть как можно быстрей. Я сделал один плохой ход, потом, стараясь тут же исправить его, сделал второй такой же плохой.

Ачико потирал руки. Циала сжала мне локоть и показала на белого коня, который мог после шаха сделать вилку. Ачико перехватил ее взгляд, посопел-посопел и сделал правильный ход. Мне предстояло расстаться с фигурой. Партия шла под откос. Но в этот момент ко мне пришла идея.

Я схватился за коня, задумался, поставил его на прежнее поле и сыграл королем. Я догадывался, что за этим последует. Он кашлянет и скажет: «Вам ходить конем».

Ачико кашлянул:

— Вы дотронулись до коня и обязаны ходить им.

Я только этого и ждал.

— Скажите, — спросил я по возможности спокойно, — а сами вы не поступили таким же образом в этой партии?

— Поступил.

— Почему же вы не сыграли фигурой, до которой дотронулись?

— А вы меня не попросили. Если бы вы потребовали это, я сыграл бы. А вот я требую, чтобы вы сыграли конем.

Не знаю, как это случилось, но шахматы — и доска и фигуры — взлетели на воздух. Циала осуждающе посмотрела на меня.

— Платите рубль, — тоном прокурора произнес Ачико.

— А этого не хочешь? — поинтересовался я, протянув к носу партнера фигу.

— Ты должен ему рубль, — сказала Циала.

Этого я не ждал, Что она понимала в нашем споре?

Или правда симпатизирует Ачико Ломидзе?

Я подумал о том, что вряд ли у меня когда-нибудь еще появится желание оказаться в одной экспедиции с этими двумя молодыми людьми.

Я достал рубль, положил его под доску и сказал, что всегда готов к услугам Ачико, если ему еще захочется сыграть со мной.

— Нет, мне вряд ли захочется, — беззастенчиво ответил тот, — тем более что мы уже выяснили, кто из нас играет сильнее. — И Ачико аккуратно сложил и спрятал рублевку в кошелек.

Это был единственный человек в нашей экспедиции, который имел кошелек. Он с охотой клал в него и смертельно огорчался, когда надо было из него что-либо вынимать. Чтобы никого не угощать, никогда не угощался. Все обедают за одним столом, а он сидит себе скромненько в уголке и ест свое мчади с сыром и запивает ключевой водой. От чего он был такой полный, не знаю. И как можно было симпатизировать такому человеку, не знаю тоже.

Теперь я разговаривал с Циалой только о самом необходимом, а Пончика вообще старался не замечать. Они вдвоем ходили купаться на Чхеримелу, ловили рыбу, но я делал вид, что это меня совершенно не занимает, Циала была не в меру оживленной и старалась показать, что счастлива безмерно. Пончика распирало от гордости. Ачико оказался натурой романтической; недели через две мы помирились, и он признался, что пишет поэму о Циале.

— Не совсем, правда, о Циале, героиня будет носить другое имя, я пока не подобрал, но каждый, кто прочитает, догадается, что это Циала.

— Ну а что будешь делать с поэмой?

— Сперва прочитаю Циале, потом перепишу, один экземпляр подарю ей, другой пошлю в журнал, а третий в издательство, хотя, говорят, в издательствах надо долго ждать очереди.

— Ничего, не смущайся, талантливым произведениям всегда дают первую очередь.

— Но все-таки пройдет много времени. Послушай, а что, если я напишу записку Циале? Поможешь мне в этом деле?

— Передать, что ли?

— Нет, написать. Ум, говорят, хорошо, а два лучше.

— Ну вот, не очень хорошо получается. Записку будем писать вдвоем, а на свидания будешь ходить один. Ведь не пригласишь?

— На свидания втроем не принято ходить, — мечтательно возразил Ачико. — Значит, не поможешь?.. Ну что ж, сами справимся.

— Я разве сказал, что не помогу? У тебя есть уже какие-нибудь мысли, какой-нибудь предварительный текст?

— Пока нет… Но я много думал…

— А когда бы ты хотел заняться этим делом?

— Можно прямо сейчас, у меня есть карандаш и бумага.

Мне пришла в голову одна мысль, поэтому я согласился не откладывать дела в долгий ящик:

— Надо, чтобы один диктовал, а другой писал и исправлял его.

— Давай, ладно уж, я буду писать, а ты диктуй, — предложил Ачико.

— Тогда начинай. «Ты свет очей моих, Циала. Если я не вижу тебя день, кажется мне, что этот день вычеркнут из моей жизни. Быть рядом с тобой, видеть тебя, слышать твою речь — высшее счастье, которое посылает человеку небо. Я не знаю, как жил раньше, вдали от тебя».

Ачико сосредоточенно писал, время от времени слюнявя карандаш и переспрашивая: «Не нужно поставить запятую?» Запятые были его слабым местом.

— Давай дальше, пока ничего, — поощрил он меня, внимательно прочитывая текст.

— «Лишь ты одна в моих мыслях. Юная, красивая и добрая. Благодарю судьбу за то, что мы встретились с тобой, И еще верю в то, что это не случайная встреча. Теперь я буду ждать твоего ответа. Ответь мне! Ты не бойся и не стесняйся. А если же девичий стыд не позволит тебе взяться за перо, дай мне понять, что записку прочитала и не отвергаешь моей дружбы. Радость моя, как я буду счастлив услышать твое „да“».