Королевская постель - [58]

– Может быть, наступит такой день, когда и эти слухи будут опровергнуты, – тихо предположил Дикон.

Толпа начала расходиться, но Дикон и Танзи отошли на середину дороги, глядя через открытые ворота на замок.

В залитом солнцем дворе они видели дорогу, ведущую к королевским апартаментам, и деревья, образующие зеленую изгородь вдоль стен.

– Здесь, оказывается, есть не только темницы и камеры пыток, но и сад, и, наверное, красивые комнаты тоже есть, – сказала Танзи, крепче прижимая к себе руку Дикона. – Из королевской спальни видны лодки и баржи на реке.

– Наверное, это действительно очень красивое зрелище. И недаром существует традиция – ночь накануне коронации все короли проводят именно здесь, – ответил ей Дикон и подумал, относилось ли это и к его отцу.

Танзи подошла поближе к воротам, и страж позволил ей сделать несколько шагов вперед, по двору замка. Откуда-то раздавалось пение птиц, и мысль о том, что юный королевский отпрыск скоро вернется сюда, показалась Танзи уже не такой ужасной.

– Дикон, – прошептала она, – как вы думаете, эти мальчики, принцы, Эдуард Пятый и Ричард, герцог Йоркский, живы? Могут они до сих пор быть здесь?

Дикон, чья любовь к отцу разгорелась с новой силой под влиянием всех этих разговоров и событий, многое бы отдал, чтобы узнать правду.

– Возможно. Но никто не верит в это, – грустно ответил он, стараясь увести ее.

Шумная толпа ланкастерских сторонников все еще не думала расходиться.

– По крайней мере, король Генрих доказал всем, что он пощадил племянника своего соперника, – продолжал настаивать один из них.

Дикон посторонился от него, словно рядом с этим человеком ему грозила какая-то опасность.

– Будь я племянником короля, я предпочел бы достойную смерть пожизненному заключению, – прошептал он.

– Нам еще не пора домой? – спросила Танзи отчасти потому, что боялась за своего возлюбленного, отчасти потому, что просто устала.

Но на этот раз Дикон не обратил внимания на ее желание.

– Дорога до собора Святого Павла и обратно займет у них не более часа. Давайте, дождемся возвращения и посмотрим на него еще раз, – ответил он, подсаживая ее на стену, огораживающую ров, чтобы она могла отдохнуть.

Между тем большинство присутствующих направились в сторону Тауэрского холма. Но по какой-то причине общительный торговец шерстью остался и пристроился неподалеку от них, и между ними завязалась дружелюбная беседа, возможно, потому, что их объединила антипатия к ушедшим ланкаширцам.

Торговец рассказал о себе, что родился он в Англии, но сейчас торгует шерстью во Фландрии. Его судно как раз стоит у причала напротив Тауэра. Прежде чем заняться торговлей, он был солдатом и воевал на стороне Ричарда, который тогда был еще герцогом Глостером, в тех же местах, что и Роберт Марш. Эти события его жизни не могли не сблизить его с Диконом и Танзи. Он поинтересовался их именами и сам представился как Вивер. За беседой время прошло незаметно, и приближающиеся голоса напомнили им, что процессия возвращается.

– Что бы там ни было, но благодаря Ламберту Сайнелу юный граф смог совершить неплохую прогулку, – сказал Жан Вивер.

– Вы когда-нибудь видели этого Ламберта? – спросил Дикон своего нового знакомого, который произвел на него впечатление человека, немало поездившего по свету.

– Да, однажды, в Дублине, – ответил он после небольшого замешательства.

– Какой он из себя? – спросила Танзи.

– Вполне привлекательный. Крепкий парень с приятным лицом. Но дело в том, что в нем не было и нет ничего королевского. Он ведет себя, как сын столяра, каковым и является на самом деле.

– И я всего лишь подмастерье каменотеса, – неожиданно для самого себя сказал Дикон.

Вивер посмотрел на стройного, высокого юношу, стоящего позади него.

– Однако сегодня, в выходной день, в другой одежде, вас вполне можно было бы принять за кого-нибудь другого… – ответил он.

Толпа уже почти добралась до Тауэр стрит, и они все вместе, встав со стены, поспешили к воротам.

– Как глупо выбрать в качестве претендента человека, который не похож на того, за кого его собираются выдавать! – сказала Танзи.

– Я тоже так думаю, – согласился с ней Жан Вивер. – Этот Ламберт Сайнел похож на графа Уорика, не больше, чем я. Или вы, Или… – говоря так, он повернулся и, внимательно посмотрев на Дикона, не закончил фразу, словно увиденное поразило его.

И в этот момент с Тауэр стрит показалась грустная маленькая кавалькада, и настоящий граф Уорик приблизился к воротам, все еще распахнутым, как прожорливая пасть, готовая поглотить его.

Они повернулись, чтобы получше видеть графа, и при этом Танзи показалось, что с каждый шагом он движется все медленнее и медленнее, и она подумала, так ли это на самом деле или это ей просто показалось. Может быть, толпа, которая его сопровождала, приблизилась настолько, что просто мешала ему двигаться вперед. Большинство женщин плакали и протягивали к нему руки, как к собственному ребенку; одна истеричная особа бросила в него пригоршню белых подснежников, и нежные цветы осыпали его. Протестующие крики мужчин усиливались и становились опасными.

Стража пыталась оттеснить толпу назад, причем на этот раз делала это гораздо менее деликатно. Перед самыми воротами граф Уорик остановился, слегка развернул свою лошадь и посмотрел назад на городские улицы. Полудетским, полубезнадежным жестом он взял маленький белый цветок, запутавшийся в лошадиной гриве, и поднес его к губам так, словно хотел поблагодарить лондонцев за любовь, которой был лишен все эти годы, проведенные в одиночестве.