Королевская посланница - [37]

– Представляю, как испугалась бедная девочка! – пробурчал Тредиаковский. Он бы с удовольствием залепил кружкой в лоб этому самодовольному павлину.

Отчего-то чем подробнее рассказывал граф о своем знакомстве с Софьей, тем большую антипатию у Григория он вызывал.

– А с чего вы взяли, что она – бедная? Понятное дело, от неожиданности она вздрогнула, но не более. Зато, не было бы меня рядом, кто знает, отыскала бы она там семейное золото. И уж точно после нашего визита в эту потайную комнату она, да и её брат с матерью перестали быть бедными.

– Но вы-то, граф, вы! – тараторил в возбуждении де Кастр. – В какой момент почувствовали к ней интерес? Уж не тогда ли, когда вам в глаза блеснуло золото?

– Разве я сказал, что беден? Я и до знакомства с княжной не считал, что деньги в жизни – всё, и после не стал требовать приданого, хотя её брат обещал всё по чести разделить между собой и ею, – оскорбился Разумовский. – Кстати, Даша – моя бывшая невеста – была не менее богата, но и у меня богатейшее поместье под Москвой…

– Простите, граф, я увлекся своими предположениями, так что нечаянно заподозрил вас в корыстолюбии. Но вы ведь сами сказали, что поначалу княжна вам не понравилась. Когда же вы почувствовали к ней расположение?

– Смешно сказать, когда мы с нею мыли в умывальной найденный нами слиток – он-то и оказался золотым. Первое, что я почувствовал, это запах. От нее пахло молоком, как от грудного младенца! А её коса! Представьте себе, толстая, в руку, золотая коса, не в прическе, не присыпанная пудрой, а которую так легко представить себе расплетенной… Я никогда прежде не замечал, как чувственны могут быть женские волосы… А какие у неё были губы, когда она, вымыв руки, плеснула холодной водой себе в лицо. Влажные от воды, алые… мокрые щеки. И капелька воды на ресницах… Потом ей пришлось протискиваться мимо меня – в умывальной было трудновато разминуться, и княжна невзначай задела меня бедром. В этот миг во мне будто взорвалось что-то. Я едва не задохнулся от охвативших меня чувств…

– Как это прекрасно! – проговорил барон.

А Тредиаковский готов был задушить самовлюбленного, как он считал, графа.

– Я схватил её в объятия, прильнул к губам и забыл обо всём на свете. И только тогда понял, что любовь не всегда может проявлять себя с первого взгляда, но, наоборот, чем больше узнаешь любимого человека, тем сильнее привязываешься и вскоре уже не мыслишь себе жизни без него…

– И всё же вы покинули её, свою единственную любовь, – ехидно подсказал Григорий.

– Что поделаешь, я совершил много ошибок, – согласился Разумовский, – но тем более глупо, ежели я не попытаюсь хоть частично их исправить… Иной раз мне приходит в голову мысль, что я недостоин её любви, что я слишком эгоистичен и труслив… Да, если бы я не сбежал за границу… Или хотя бы попытался увезти её с собой…

– А вы узнали, где теперь ваша княжна? – затеребил его барон. – Вы едете по её следу или у вас во Франции какое-то другое дело?

– Так получилось, что у меня в руках оказалось письмо от одного французского маркиза более чем полувековой давности, адресованное деду моей любимой…

– Извините, Леонид, что я вас перебиваю, – опять вмешался Тредиаковский, но теперь, сдерживая раздражение, он говорил чуть ли не просительным тоном: – Не будет с моей стороны бестактным спросить: а каким образом попало к вам в руки это письмо?

Разумовский несколько смешался, но все же на вопрос ответил:

– Оно оказалось в кармане Дмитрия Воронцова, которого я убил на дуэли. Мы подумали, это его завещание или еще какое-то распоряжение… Я собирался отдать письмо княжне, но события понеслись вскачь, так что я не успел даже увидеть ее перед своим отъездом в Стокгольм. Но именно оно сыграло свою роль в моих розысках…

Разумовский выпил кружку вина, которую перед тем машинально вертел в руках, вытер усы и продолжил свой рассказ:

– Я попросил своего дядю в Петербурге узнать, где сейчас княжна. Он сообщил мне, что в связи со скандалом, замешанными в который мы все оказались, она вынуждена была спешно уехать во Францию. Я предположил – у меня были на то все основания, – что княжна попытается разыскать родственников дедушкиного приятеля. Меня согласился сопровождать мой друг – большой любитель приключений, бретёр и гуляка, – и, таким образом, неделю назад мы очутились в Дежансоне.

– В Дежансоне, – повторили в один голос Тредиаковский и барон де Кастр.

Причем последний тут же принялся рассуждать, какие на свете бывают совпадения.

– Надо же, у нас с Грегором тоже в Дежансоне дело, касающееся… – начал было рассказывать он, но, получив под столом пинок от Тредиаковского, весьма неуклюже увел разговор в сторону, – …наших с ним общих интересов…

Но Разумовский не обратил на его заминку никакого внимания. Он и сам увлёкся собственным рассказом, переживая вновь то, что с ним недавно приключилось.

– Так вот, я все рассчитал правильно: в Дежансоне действительно отыскались следы моей княжны, но кто мне об этом сообщил, вы бы знали! Маркиза Агриппина де Баррас, бывшая служанка, да что там служанка – бывшая крепостная моей возлюбленной! Она сказала, что скорее всего княжна уехала в Нант, туда, где теперь живет ее бывшая гувернантка Луиза…