С этим приходилось считаться. Назвался королем — следует, увы, терпеть кое-какие неудобства…
Сначала выразить свое почтение подходили послы иностранных государств. Потом наступал черед местной знати, и приходилось ждать, пока бесконечная череда графов, баронов и герцогов пройдет мимо короля и произнесет положенные приветствия, а их суверен должен был каждому в ответ сказать хотя бы пару слов, свидетельствующих о расположении к подданному.
Затем следовали представления вновь назначенных чиновников и раздача королевских наград тем, кто отличился в последнее время на ниве бескорыстного служения королевству.
Единственной отрадой для варвара служило то, что все решения по этим делам он давно уже перепоручил своему канцлеру, сам он занимался этим в исключительных случаях, как, например, это произошло с назначением на новый пост Бреганта. Правда, слетали придворные со своих постов чаще всего минуя волю Публия, однако происходило это не на дворцовых приемах, а в Малом зале, так что вызвавшие недовольство короля испытывали его гнев без большого стечения зрителей.
Гул голосов постепенно заполнял все пространство Главного тронного зала: прошедшие перед королевским троном присоединялись к предыдущим и обменивались впечатлениями и новостями.
— Посмотри-ка на Этельстейна, — с ехидством в голосе заметил один из нобилей, — совсем нос повесил, а еще недавно ходил таким гордецом! Как же — считал уже себя входящим в ближайшее окружение короля!
— А что тут странного, любезнейший, — ответил его собеседник, седой человек с огромной золотой цепью на груди, — ведь он с был уверен, что место советника короля у него в кармане. А тут такая незадача: Его Величество обманул ожидания графа и предпочел поставить на эту должность своего человека… Скажу не для чужих ушей, мой друг: я его отлично понимаю!
— Говорят, Брегант старинный друг короля? Отчего тот предпочел его Этельстейну, граф вроде бы тоже не из последних?
— Совершенно верно: Его Величество участвовал вместе с генералом не в одной военной кампании. Ведь когда-то наш нынешний король был простым следопытом и сражался с пиктами, когда те зашевелились у Громовой реки, — объяснил седовласый. — Бедняге Этельстейну есть с чего чувствовать себя обойденным.
— Зато взгляните на его красавицу падчерицу, — вступил в беседу подошедший к ним человек в бархатном черном камзоле с воротником из роскошных белоснежных кружев, — она вполне может составить партию королю, и тогда положение королевского тестя разве сравнится с местом советника? Вот тогда граф и поквитается с Брегантом!
— Ну, Самора, — усмехнувшись, махнул рука ми седовласый, — ты и скажешь! Но кое в чем ты прав: сейчас в Аквилонии все только и думают, что о наследнике! Нынешняя фаворитка Его Величества, как считают при дворе, не слишком-то годится на роль королевы Аквилонии, хотя поговаривают, что она происходит из древнего зингарского рода графов Корзеттских. Только где они теперь, эти Корзетты? Ты согласен со мной, Альвий?
— Трудно сказать, — осторожно ответил граф. — Насчет женщин, — он усмехнулся, — Самора великий знаток, ему виднее. Конечно, я сам предпочел бы видеть на престоле аквилонку. Только сомневаюсь, что Его Величество позаботится ознакомиться с нашим мнением на этот счет. Но если серьезно, то думаю, что из-за нового назначения советника при дворе могут возникнуть большие склоки. Этельстейн известен тем, что редко прощает такого рода обиды.
— Кому это он не простит? Королю, что ли? — усмехнулся Самора.
— Скорее всего, Бреганту, — ответил граф и, подумав, добавил: — Но и твое предположение нельзя сбросить со счетов. Ты же знаешь крутой нрав этой семейки. Вспомни хотя бы старого графа. Ты того же мнения, Тальпеус? — обратился он к седому.
Тот скривил рот в подобии улыбки и, склонившись к собеседникам, произнес:
— В любом случае мы не окажемся в проигрыше, кто бы из них не победил… — и все трое рассмеялись, однако, тихо — в соответствии с придворным этикетом.
Прием тем временем неумолимо катился к своей высшей точке: обеду и следовавшему за ним балу. Сам король предпочитал эту вторую часть торжественной первой, а что уж говорить о придворных, в особенности, о молодых людях, коих собралось здесь немало: привлекательных юных женщин и их кавалеров, одетых по последней аквилонской моде и выделявшихся своим видом и манерами среди пожилых аристократов.
Конану не очень-то нравилось, как стали нынче одеваться мужчины, и он частенько с усмешкой повторял, что сейчас не поймешь толком: мужчина перед тобой или женщина, до того разодеты и расфуфырены иные щеголи, но шутки шутками, а за молоденькими аристократками он наблюдал с явным удовольствием, то и дело обнаруживая среди них достаточно хорошеньких Девиц. Собственно, что еще было делать королю, не помирать же со скуки в моменты, когда веренице нобилей, казалось, конца не будет?
Что касается моды, тут киммериец был, несомненно, прав: аквилонские щеголи наряжались в яркие шелка и бархат и нацепляли на себе столько драгоценностей, что женщины, одетые преимущественно в модные ныне одежды черного цвета, совсем терялись на фоне своих кавалеров, расцвеченных, как павлины. Среди этой мишуры черные мундиры и алые плащи офицеров королевской гвардии смотрелись, на взгляд варвара, как вершина художественного вкуса. Хотя, как частенько признавался сам себе Конан, вряд ли он был большим знатоком по этой части, чтобы судить так строго.