Королевская кровь - [19]

Значит, это правда. Обольщение, морок, ложь… Кем я был для этого звереныша? Редким трофеем или просто забавной игрушкой? «Я пришел за твоей душой, Хейли Мейз…» А зачем тебе моя душа, нечистый?..

Да и сам я тоже хорош: знал ведь, и предупреждали не раз, и сам Айлор сильно не скрывал. Но я не слушал — мне просто хотелось, мне все это нравилось!

Нет! Не сейчас. Я тряхнул головой и заставил себя не думать. Не думать, не сомневаться и не искать истины — потом, я сам все узнаю потом, я заставлю его ответить.

Если случится.

Святой отец трижды прав, но если сейчас я шагну в сторону, то предам не только друга, не только доверие отца и честь рода. Предам самого себя. Пусть я непростительно согрешил, но все еще верю в Его высший суд и истинную справедливость. Неужели Господь одобрит и это?

Я обвел глазами своих братьев, стараясь не выдать смятения, и упрямо повторил:

— Никто Айлора не тронет.

— Никто не хочет принцу зла, поверь мне! — голос отца Бартоломью подкупал искренностью. — Юноша — сын Ареийи. Его жизнь в залоге куда более ценна, чем его голова на копье. Он получит лучших лекарей и все возможные удобства, клянусь! Если хочешь, сможешь сам заботиться о нем. Хейли, зачем мне лгать? Не тяни время, смотри — он умирает.

В самом деле, все сказанное выглядело очень разумно, лгать было ни к чему, и Лори нуждался в помощи лекаря, немедленно. Но я все равно не поверил и решил по-своему:

— Святой отец, мои бывшие братья, — я сам удивился снизошедшему покою и твердости. — Наверное, отец прав: я — бард, а не правитель, ваши разумные доводы мне непонятны. Зато ясно одно: предавать доверие — низко и бесчестно.

— Хейли, не дури, — Лукас предостерегающе поднял меч. — Нас пятеро, а ты один. Вспомни, я всегда лупил тебя даже деревяшкой! Опять же, мы хоть как-то защищены, а ты — нет. На что ты надеешься? Прими мудрый совет, спрячь меч. Хватит уже Дрю и того, что натворил этот ушастый ублюдок, не усложняй…

— А я и не усложняю. Все предельно просто: вас много, и вы в броне, а я один, без защиты. Убьете меня, заберете мальчика. Айлор изрядно вас потрепал, да? Я — не он. И не лучший мечник Синедола, но, учитывая, за что бьетесь вы, и за что — я… Мне лишь интересно, кто будет первым. Может, ты, брат Лукас?

Решился бы Лукас ударить или первым стал бы кто-то другой, мне не довелось узнать. Мы все еще, ощерившись, глядели друг на друга, когда с болот раздался вой.

Выли звери ситов: низкий заунывный звук не был ни особенно громким, ни особенно злобным, но липкий пот животного ужаса мгновенно пропитал наши одежды. Были в этом вое глубокая тоска, неутолимый голод и холодная, черная безнадежность. Кто единожды слышал голос орды, тот не мог уже забыть его и узнавал сразу. Я слышал, и не раз. Но никогда еще за всю мою жизнь это не было так близко и так страшно.

Чистые клинки на миг отвлеклись от нас. Томас и Кевин замерли в оцепенении, Дэн пытался заткнуть уши, Лукас, наоборот, поднял меч, словно ожидая немедленного нападения.

— Хейли, идем. Бери мальчишку сам, если не доверяешь, но поспеши — времени больше нет.

Мой духовник заговорил так, будто все уже улажено и не может быть по-иному. И увидев, что я не двинулся с места, наконец, всерьез рассердился:

— Не будь дураком, Хейли! Это всадники! Они не станут уговаривать, как я.

В Синедоле каждый знал: заслышав вой орды — беги со всех ног, прячься или готовься к смерти. Если войско людей выходило на битву, всадники брали по десятку жизней за каждую свою, будь то сит или волк. Столкнуться с этими тварями сейчас, имея на руках раненого посла… не удивительно, что святой отец все больше ярился. Но я уже принял решение, тоже поднял меч:

— Айлор в замок не вернется. Ситы идут сюда, они ему помогут. А я позабочусь, чтобы так оно и было.

— Примем бой! — яростно прорычал Лукас, и мне стало очевидно, насколько мой друг напуган.

— Нет, сын мой, я слышу нескольких зверей. Если стаю ведет хотя бы один всадник, нам не совладать, — он снова посмотрел на меня, запнулся, и почти взмолился. — Господи! Спаси этого безумца от самого себя! Хейли!..

Может, он и вправду любил меня?

Вой повторился еще ближе. Он плыл над землей наподобие колокольного звона, распадался на несколько голосов и сплетался снова, сковывая тело, вымораживая живое тепло из души. И вскоре уже невозможно было определить, раздается ли он из пущинских болот, обступает со всех сторон или рождается прямо в ушах, в сердце, заполняя собой весь лес.

Бартоломью вложил меч в ножны, коротко приказал:

— Уходим.

Подставив плечо раненому, имени которого я не помнил, он направился по тропе назад, в сторону реки и ни разу не обернулся. Остальные, не так решительно. но последовали за ним. Они оглядывались, и я читал в их глазах боль, сожаление и призыв.

Поэтому просто отвернулся

Часть четвертая

16

Когда Чистые клинки скрылись за деревьями, я, наконец, выпустил меч и сел, почти свалился на траву. Трое убитых мятежников, мертвая лошадь и истекающий кровью Айлор. Мне было страшно смотреть на его раны, страшно прикасаться. Я понял, что не знаю, как и чем помочь. Руки мои дрожали, ноги тоже, я чувствовал такой стыд, что готов был немедленно умереть, лишь бы все это прекратилось.