Конан только оскалил зубы и без слов направился к выходу из комнаты. Гвартерид поспешил за ним и показал ему винтовую лестницу, ведущую на крышу башни.
— Это здесь.
Ход был таким узким, что широкие плечи варвара то и дело задевали стены. Он ворчал, как дикий зверь в ловушке, но продолжал подниматься, легко и быстро. У последнего поворота лестницы он вдруг повернулся к Гвартериду и сказал:
— Протяни руку.
Граф думал, что Конан хочет помочь ему выбраться на крышу, и не раздумывая протянул ему руку. Конан же полоснул его по запястью ножом. Потекла кровь. Гвартерид вскрикнул и отшатнулся назад, к стене. Тысячи самых страшных подозрений вспыхнули в его душе.
— Что ты делаешь?!
Не отвечая, Конан обмазал себе лицо кровью графа. Потом отрезал полоску ткани от своего короткого плаща.
— Дай руку, — снова сказал варвар.
Граф, поглядывая на него со страхом, подчинился. Он не понимал, почему теперь выполняет все, что приказывает ему какой-то бродяга, солдат, нанятый совсем недавно для того, чтобы усилить гарнизон замка. Но сейчас, думалось графу, не до вежливости, не до субординации. Речь идет о чем-то гораздо большем…
Конан сильно перетянул рану, которую сам же и нанес.
— Заживет, — сказал он напоследок. — Я несильно тебя порезал.
— Но зачем? — прошептал граф.
— Чтобы обмануть ее. Она хочет тебя — она тебя и получит.
С этими словами киммериец выбрался на крышу. Граф помедлил, ожидая, пока прекратится головокружение.
С крыши до него не доносилось ни звука.
* * *
Конан с наслаждением вдохнул полной грудью свежий ночной воздух. Он стоял на вершине один. Знакомое и приятное ощущение! Над головой горели ночные звезды, небо казалось необъятным черным шатром, раскинутым над головой. Ветер налетал с гор и покалывал лицо морозными иголками. Далеко внизу остались люди с их маленькими заботами, страхами и беспокойством.
Неожиданно из темноты раздалось шипение:
— Ты пришел…
Конан замер. Он ощущал, как волоски на его загривке медленно поднимаются дыбом: как дикий зверь, реагировал киммериец на злую магию. Он оскалился, словно собираясь зарычать, но ни звука не вырвалось из его горла. Он ждал.
— Ты пришел, Гвартерид… — шептала темнота. — Посмотри, что ты наделал. Ты убил мою молодость. Ты разрушил мою жизнь. И теперь я вечно буду разрушать твою. Ты убивал меня медленно, на глазах у всех. Мой позор, мою боль, мои несчастья видели мои родные, мой возлюбленных, а потом — твои грязные солдаты. Они потешались надо мной. Что ж, настал мой черед потешаться. Вот уже сто лет я грызу тебя, Гвартерид, тебя и твоих потомков. Почему ты не зажигаешь огня? Неужели ты не хочешь заглянуть в глаза своей смерти?
В этот момент тучи разошлись, и на небе царственно показалась полная луна. Она была огромной, окруженной мерцающим ореолом. В ее свете ярко высветилась крыша башни, на которой простерлась самая отвратительная ведьма, какую только мог вообразить себе Конан. Она была в точности такой, какой описывал ее Гвартерид: злобной, сочащейся ядом. Ее седые космы разметались по камням. Она, как пиявка, присосалась к древнему замку.
Ее глаза с ненавистью следили за каждым движением Конана. Ноздри ее раздувались.
— Гвартерид, — шептала она, — ну подойди же ко мне, чтобы я могла выпить твою кровь!
Обман удался. Она чуяла кровь своего врага, не догадываясь, что перед ней стоит совсем другой человек.
Луна вдруг высветила то, чего Конан прежде не заметил: ведьма была прикована к замку тончайшей серебряной цепью, похожей на паутину. Она извивалась, пытаясь вырваться. С каждым мгновением цепочка становилась все тоньше. Наступал тот самый час, когда звезды выстроились в точности в том же порядке, что и сто лет назад, когда заклятье свершилось.
Скрестив руки на груди, Конан ждал.
И вот одним прыжком ведьма вскочила на ноги. В торжествующей улыбке обнажила она свои тонкие, как иглы, черные зубы. Ее руки, исхудавшие, трясущиеся руки старухи с длинными когтями, протянулись к горлу киммерийца. Конан отскочил назад и пригнулся, готовясь, в свою очередь, атаковать.
— Гвартерид, — шептала ведьма, словно черпая в этом имени особую силу, — с какой радостью я выпью твою кровь!..
Конан не отвечал. Он видел, что граф не преувеличивал: ведьма действительно очень опасна. Каждый ее коготь, каждый зуб был полон смертоносного яда. Лучше не рисковать. Но как же убить ее, если к ней нельзя прикасаться холодной сталью?
Конан кружил вокруг, не позволяя адскому созданию прикоснуться к себе. Она следила за ним белыми глазами, ее ноздри жадно раздувались. Лицо киммерийца, вымазанное кровью, напоминало маску, сквозь которую блестели его холодные синие глаза.
Неожиданно он бросился на нее и швырнул на пол. Обеими руками он схватил ее за запястья и прижал, заставив распластаться на камнях. Теперь он смотрел прямо ей в глаза и ясно видел, что она слепа. Она лязгала зубами, пытаясь ухватить своего врага за подбородок или впиться ему в горло. Шея ведьмы была так близко. Могучему киммерийцу ничего не стоило ее свернуть. Но для этого ему пришлось бы выпустить ее запястья, а уж она не упустила бы случая полоснуть его ядовитыми когтями.
