Королевская кровь 10. Стальные небеса - [92]

Ветер почти затих и звал меня наружу редко, едва слышно — а может, это я достаточно окрепла, и мозг переставал продуцировать бред. После второго или третьего пробуждения я испугалась, что больше не услышу его, и, с трудом подняв тяжелую голову, неловко спустила ноги на пол и побрела к окну. Мария тут же бросилась ко мне, придержав за локоть, когда я пошатнулась.

— Все в порядке, — сказала я сонно, остановившись у подоконника, и зябко потерла ладонями плечи, хотя снаружи было тепло. — Я только посмотрю.

Занавески шевелились от тока воздуха. Я глядела на выгоревший луг перед замком, с которого уже убрали последствия боя, на зеленый лес, на солнце, стоявшее высоко в небе. Сбоку что-то шуршало и стучало — когда я выглянула, увидела, что разбирают завалы, оставшиеся от левой башни. В голове с трудом ворочались мысли — ведь я ничего не знаю о происходившем в замке, о том, что с ранеными драконами, о леди Лотте и Рите, и о потерях Вейна, и о фортах, и о сестрах — но меня так трясло от холода, слабости и ожидания, что я не могла их внятно оформить и тем более выговорить вопрос. И уж точно не смогла бы выслушать ответ. Возможно, мне даже что-то рассказывали — я вспоминала обрывки информации, но не поклялась бы, что это не плод моего воображения. Я вся была словно пластичный кусок льда, и эмоции, и восприятие — все казалось заторможенным и замороженным.

"Марина", — наконец-то тихо позвал ветер. Я улыбнулась. На душе потеплело.

— Ты подожди, — пробормотала я, — он скоро придет. Вот-вот уже, он обязательно придет и тоже тебя услышит.

Но Мартин не появлялся. Я не знаю, сколько простояла там, вслушиваясь в шелест ветра и цепляясь за подоконник. Холод сковывал меня, несмотря на целительные волны от брачного браслета, которые слегка расслабляли тело, через мгновение снова начинавшее замерзать изнутри. Меня отозвали на капельницу, и я, послушно продремав час, снова побрела к окну. Солнце начало клониться к закату, слепя глаза, я, продрогшая до ужаса, чувствовала, что слабею — ноги дрожали и грозили подломиться, а я все ждала. И осталась бы там до ночи, если бы не спазм, ледяной струной прошивший живот от груди вниз.

Я дернулась, прижав руку ниже пупка. Сердце колотилось от страха, хотя боли не было, только онемение и холод. Неужели с детьми что-то неладно?

— Мария, — Горничная, перестилающая постель, подскочила от панических ноток в моем голосе, а я трясущимися ладонями ощупывала себя, будто это могло помочь понять, что происходит. В голове немного прояснилось. — Позови Энтери. Кажется, мне нужна помощь.

После сияния солнца палата казалась темной. Меня осмотрел один из наших гостей, Тевени: Энтери отдыхал после дежурства. Молодой дракон просканировал меня и сказал, что с детьми все в норме, но показатели виты по-прежнему снижены, хотя гораздо лучше, чем вчера, и мне следует подкрепиться и много спать.

— С таким браслетом тебе не о чем беспокоиться, красная хозяйка, — добавил он, разглядывая украшение чуть ли не с восторгом, — ты под защитой отца нашего, Инлия. Чувствуешь, как постепенно восстанавливает тебе виту? Ничего плохого с тобой не случится.

Я грустно улыбнулась "красной хозяйке" — все драконы, кроме Энтери, упорно именовали меня так, — и вере крылатого виталиста.

"Люка его брачный браслет не спас".

Навестивший меня чуть позже доктор Лео измерил давление и велел поставить градусник. Через пять минут высветились цифры: 34,5 — и доктор, покачав головой и обозначив гипотермию на фоне анемии и стресса, выписал обильное горячее сладкое питье и тоже приказал кормить меня интенсивнее.

Кажется, за день я уже съела больше, чем раньше за неделю, но послушно употребила тарелку обжигающего супа-пюре, устав от этого так, будто в поле пахала. Волосы на затылке повлажнели, но я продолжала трястись от холода. Мария помогла принять горячий душ, сменить сорочку на более теплую и укрыла меня двумя шерстяными одеялами, но это не помогло; принесла большой стеклянный чайник с заваренным имбирно-медовым чаем и, наполнив кружку, поставила его на подставку с маленькой свечкой внутри. Я села на койке, укутавшись в шерстяные одеяла как в плащ, и подтянула под себя ноги. Мария вышла за очередной порцией еды. За окнами горел закат, а я пила почти кипяток, стуча зубами о края чашки и, будучи не способной думать, смотрела в одну точку.

Мигнула свеча — я перевела взгляд на маленький огонек под чайником, подсвечивающий янтарную заварку.

"Где огоньс-с-с?" — вспомнилось мне ночное шипение хвостатой гостьи, и я, поколебавшись, продолжая мелкими глотками пить чай, протянула свободную руку к огню. Вдруг нестерпимо зазудели ладони, начали неметь, холодеть, словно вот-вот начнется повторный спазм… а огонек снова мигнул и тонкой струйкой потек ко мне, впитываясь в пальцы. Их закололо, будто я отогревала их у костра.

Я, изумленно моргнув, застонала — так это было приятно, — и меня затрясло от жадности, ледяная струна в животе сжалась голодной судорогой. В палате похолодало, салфетки со столика снесло порывом ледяного ветра. Ойкнула Мария, застывшая с блюдом пирожков на пороге; в руке моей треснула чашка — я коснулась губами льда, в который превратился чай, и застыла, заторможенно глядя на него. Изо рта у меня вырвался пар. Заскрипел чайник — я подняла глаза: заварка выползала через трещины янтарными мерзлыми наплывами. Задеревенели одеяла, потекли от меня к стенам ледяные узоры… Мария, жмущаяся к двери, завизжала, выронив поднос. Волосы ее обледенели, на ресницах и одежде был иней.