Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610 - [5]

Во Франции, а также в Испании и Вене двор возвышался над геометрическим построением иерархических структур. Они служили основанием монархической системы или подразумевались ею. Они никогда не были столь четко различимыми, как накануне их крушения в результате революции. Смысл иерархии имеет несколько аспектов: все более глубокие различия между рангами вдоль вертикальной оси, проходящей от королевской семьи вниз до рядовых дворян, минуя герцогов и пэров, — указывая на различия между духовным и мирским, а также между чистым и нечистым, между законно- и незаконнорожденным. Деление двора на клики и партии, которые возникают вокруг различных ветвей и поколений королевской семьи. Сосуществование таких противоположностей, как христианское отречение от двора и от мира, с одной стороны, и факты женского мезальянса (гипергамии) — с другой: женщины, обладающие крупным приданым, добиваются более видных мужей, чем они сами, и более высокого общественного положения, чем то, которое они имеют от рождения. Они таким образом, как форель, преодолевают целый каскад презрения и пренебрежения. Будучи сравнительно скромного происхождения, но обладая большим состоянием, эти женщины постепенно получали доступ на самые высокие этажи двора.

За пределами двора и правительства для классической монархии характерна лишь частичная, и порой слабо централизованная, система административного управления. В Англии провинциальное дворянство (gentry) зачастую обладает на местах практически всей полнотой власти через посредство мировых судей (justice of the peace). Во Франции губернаторы провинций или их заместители пользовались на местах властными полномочиями, которые им делегировал король. Но они также до начала XVII века были по своему положению автономными или полунезависимыми сеньорами. С разрешения или без разрешения короля они формировали собственную местную клиентуру. Положение изменится, пожалуй, только с введением должности интенданта, которая стала появляться в XVI веке и широко распространилась при Генрихе IV, Людовике XIII, и особенно при Ришелье. По приказу Людовика XIV и Кольбера их начали вводить повсюду и на постоянной основе (после коллапса в годы Фронды). В значительной, по меркам той эпохи, и более скромной, по нашим современным критериям, мере эти интенданты округов, или областные комиссары, предстают как прародители префектов и суперпрефектов, власть которых существенно ослабнет лишь после принятия закона о децентрализации в 1981 году. Эта сеть интендантов тех давних времен будет не без основания охарактеризована Токвилем как воплощение централизма. Однако, когда присматриваешься, как они действовали на местах при 40- или 50-летнем Людовике XIV, становится очевидным, что во многих случаях централизм был лишь в зачаточном состоянии. Возьмем, к примеру, округ Алансон того времени, который находился и неблизко, и недалеко от столицы. Интендант там предстает чаще всего как арбитр, как посредник. Он постоянно лавирует между органами местной и центральной власти: администрация сбора податей с простолюдинов; откупщики по косвенным и соляному налогам; городские общины, Генеральный контролер, находящийся в Версале; королевская армия, расквартированная на отдых в своих зимних квартирах в Нормандии, безденежные солдаты которой промышляют контрабандой соли; епископы, трибуналы бальи… Городская мафия, откупщики, которые существовали и до интендантов, сохраняли основные властные полномочия, которые чисто технически отнюдь не заслуживают эпитета «централизованные». По отношению к ним интендант не предстает в качестве властного хозяина, которому надо беспрекословно подчиняться. Он играет роль скорее посредника, примирителя и, конечно, координатора. Он участвует таким образом в сближении и объединении различных элит, что было одной из отличительных черт правления Людовика XIV. Да, этот монарх и даже его преемники или подчиненные порой претендовали на всемогущество. Однако, несмотря на культ личности государя, компенсирующий de facto реальные слабости власти, классическая монархия остается объективно и субъективно децентрализованной, во всяком случае, менее централизованной, чем политические системы, которые придут ей на смену в XIX веке. И монархия a fortiori менее вездесуща, чем многие режимы XX века, которые нередко вмешивались в сферу частных интересов, в специфические дела гражданского общества.

Сам термин «гражданское общество» побуждает нас сказать несколько слов о некоторых глубинных «субструктурах» в связи с классической монархией в период с XV по XVIII век. К таким «субструктурам» отнесем только демографию и семью.

Классическая монархия неотделима прежде всего от определенного типа демографии, сложившегося в ходе длительного развития. Скажем, что речь идет в основном о трех с половиной веках (1450-1789 гг.), когда катастроф, конечно, хватало, но они не носили такого разрушительного характера, как в предшествующие периоды. Вспомним только первое тысячелетие новой эры с нашествиями варваров, экономическими и демографическими спадами, которые их сопровождали или являлись их следствием, буйным ростом возделывавшихся полей и, по корреляции, крушением разгромленных навсегда старых имперских структур (несмотря на их частичное возрождение в последующие времена, при Каролингах). Чтобы обнаружить второе подобное крушение (хотя и меньшего масштаба), придется спуститься по реке времени до XIV-XV веков, к эпохе «черной чумы» и Столетней войны: в 1340-1450 годах население Франции примерно в нынешних границах гексагона сократилось вдвое — с 20 до 10 млн. человек. Что касается собственно государства, то монархическое древо было надрублено до сердцевины. Королевскую власть поразил кризис, который на первый взгляд казался (и напрасно) непоправимым. И английская, и французская ветви королевского рода претендовали на легитимность. Борьба между ними проходила на территории королевства. К концу этого испытания, после 1453 года, постепенно было восстановлено территориальное единство, возобновился экономический и демографический рост, построение классической монархии могло начаться или продолжаться в более благоприятных условиях.