Королева Жанна. Книги 1-3 - [157]

— Мясо готово! — возвестил кто-то. — Выпьем, господа!

Поднявшись с мест, все протянули кубки к Респиги:

— Слава Люциферу, владыке ночи!

Респиги жадно выпил, но есть не стал. Пока другие аппетитно расправлялись с ароматными сочными кусками, он хмуро тянул вино. Рука его полезла, чтобы заправить в рот кончик закрученного уса, но он вспомнил, что усы и борода обильно нафабрены помадой. Он отдернул руку и шепотом выругался.

Из бальной залы донеслись звуки музыки: начались танцы. Респиги мрачно пил. «Черти» исправно поднимали тосты в честь Люцифера, словно не замечая его настроения.

В десять часов в буфетную вошел полковник Горн, без маски, в сине-белом костюме ландскнехта. С ним был какой-то монах.

— Славная компания, — сказал он своим жестким голосом. — Привет вам, господа черти. А, вы тоже здесь, капитан Денхотр? Сидите, сидите.

Респиги вдруг оживился.

— Здравствуй, честный солдат! — закричал он, вскакивая со стула. — В компании чертей только тебя и недоставало!.. А это что такое?

— Это пилигрим, — ответил Горн. — Я чувствовал, что и его вам тоже недостает.

— Ты прав, солдат! — воскликнул Респиги. Горн усмехнулся. — Мы тут жуем говядину, а ты приносишь нам свежую монашину! На вертел монаха! — И Респиги протянул руку.

— Vade retro Satanas![112] — возопил монах, выставив перед собой распятие. Глаза его фанатически сверкали на изможденном, небритом лице.

— Diabolo, — сказал Горн, — этот монах настоящий, не маскарадный. Я подобрал его на улице по дороге сюда.

— Тем лучше! Подлинный монах в собственном соку!

— Вряд ли с него будет сок, — возразил Горн. — Бедняга тощ, как тряпка, от бесконечных благочестивых подвигов.

— Так он жестковат, вы говорите?

— Думаю, что да, особенно для вашего желудка, привыкшего к нежной пище.

— А вы знаете, как поступают с жестким мясом? Его вымачивают в вине, — сказал Респиги. — Ну, пей, юродивый!

— No comprender[113], — глухо сказал монах.

— Это испанец, — пояснил Горн. — Он идет пешком в Рим.

— Ага, — сказал Респиги. — Не беда, объяснимся жестами. Садитесь, полковник. А ты, монашек, иди, иди сюда.

Он силой усадил монаха и поставил перед ним кубок.

— Пей, монах. Это славное генуэзское вино.

Монах молча отодвинул кубок. Респиги начал выходить из себя.

— Так я же заставлю тебя выпить! Держите его, господа, я волью ему в глотку!

Двое «чертей» поднялись, но монах опередил их. Левой рукой он оттолкнул одного, а правой надавил на свое распятие, из которого, точно жало, выскочил стилет.

— Santiago у cierra Espana![114] — заревел монах, принимая боевую стойку, как заправский солдат. Все попятились от него.

— Оставьте его, — не меняя тона, сказал Горн. — Я же говорил вам — монах настоящий. Я уже жалею, что привел его.

— В самом деле, зачем вы его притащили? — спросил Респиги, переводя дух.

— Не знаю. Взбрело в голову. Сейчас я тем же путем выведу его отсюда.

И Горн вышел, ведя монаха за руку. Монах дрожал от ярости и грозил наместнику сжатым кулаком. Респиги показал ему язык.

— Странная шутка, — глубокомысленно заметил мессир Контарини.

— Для истощенного постом он довольно силен, — сказал Гуарнери, которого толкнул монах. — Не знаю, как правая, но левая рука у него не похожа на тряпку.

Вошел маркиз Паллавичино.

— Светлейший Люцифер, — провозгласил он, — мы все тоскуем без тебя. Идем, я покажу тебе мою богиню Венеру Она принадлежит тебе, как и я.

В большом зале призывно запели трубы. Респиги слегка поклонился маркизу Паллавичино.

— Я охотно последую за тобой, язычник, тем более что сейчас я имел встречу с приспешником исконного моего врага, мерзким и вонючим монахом…

— А, я тоже его видел, — сказал маркиз. — Граф Горн привел его с собой чуть ли не силой. К сожалению, монашек начисто лишен человеческих слабостей, которые только и красят человека…

— Кто еще видел монаха, ваше сиятельство? — живо спросил Гуарнери.

— Да все его видели, — ответил маркиз. — Граф Горн подтаскивал его и к Бальби, и к Строцци, и к делла Ровере, и всем показывал, как некое чудо.

— Это непонятно, — сказал Гуарнери.

— Вздор, вздор! — прервал его Респиги. — Это самый лучший маскарадный костюм, какой я сегодня видел: солдат под руку с настоящим монахом! Я надеюсь, что все оценили выдумку моего полковника.

— Браво! — воскликнул маркиз Паллавичино. — Мы увенчаем графа Горна лаврами, если, конечно, монах еще не удрал от него… Но в зал, в зал, господа, уже трубили в третий раз.

Гости собрались в большом зале. Все взоры были устремлены в центр; видимо, большинству было известно, какой номер им покажут. Последним в боковых дверях появился полковник Горн со своим монахом. Не обратив на себя ничьего внимания, они встали у стены, позади всех.

Невидимый хор запел латинский пэан. Толпа напряглась. Респиги стоял, уперев руки в бока, вытянув вперед напомаженный клин бороды. Монах зло смотрел ему в затылок, но он не чувствовал этого взгляда.

Подсвеченные витрины погасли один за другим. В полной тьме хор пропел:

— Gloria aeterna Veneri Deae amoris![115]

Высоко вверху вспыхнула люстра. Она была задрапирована таким образом, чтобы весь свет падал вниз, не рассеиваясь в стороны. Под звуки музыки над толпой появилась видная по колени белая обнаженная женщина. Она прошла по помосту, скрытому головами толпы, и очутилась в столбе света.