Королева Воздуха и Тьмы - [5]

Марк удивился, но принял тяжесть тела своего маленького брата. Тавви устало съежился на его руках и насторожился.

— Что случилось? — Спросил он. — Все плачут.

Магнус прошелся ладонью по волосам. Он выглядел ужасно измотанным.

— Мы ничего ему не говорили, — сказал он. — Мы подумали, это должны сделать вы.

Марк отошёл от двери на несколько шагов, чтобы они встали на участке дороги, освещённом светом из прихожей. Хелен последовала за ним. Он опустил Тавви на тротуар. Именно так Волшебный народ приносил плохие новости, лицом к лицу.

— Ливви ушла, дитя, — произнес Марк.

Тавви выглядел сбитым с толку. — Ушла куда?

— Она перешла в Сумеречные Земли, — продолжал объяснять Марк. Он изо всех сил старался найти правильные слова; смерть у фейри была настолько не похожей на смерть людей.

Блэкторновские глаза Тавви, цвета морской волны, расширились. — Тогда мы можем спасти её, — сказал он. — Мы можем пойти за ней, правильно? Как мы забрали тебя, когда вы пошли за Кираном.

Хелен издала едва различимый звук. — Ох, Октавиан, — сказала она.

— Она мертва, — произнес Марк беспомощно, и увидел, как Тавви содрогнулся от этих слов. — Смертные жизни так коротки и хрупки перед лицом вечности.

— Марк, — произнесла Хелен, присев на землю и протянув руки к Тавви. — Она ушла так храбро, — сказала она. — Ливви защищала Джулиана и Эмму, наша сестра — она была такой смелой.

Слёзы начали течь по лицу Тавви. — Где Джулиан? — спросил он. — Куда он ушёл?

Хелен опустила руки. — Он с Ливви в Безмолвном Городе. Он скоро вернётся, позволь нам забрать тебя домой…

— Домой? — сказал Тавви пренебрежительно. — Ничего здесь не может быть домом.

Марк знал, что Саймон подошёл к ним и встал позади.

— Хороший, бедный малыш, — произнес он. — Послушай, Марк…

— Октавиан, — это был голос Магнуса. Он стоял в дверном проходе, смотря на плачущего мальчика. В его глазах была усталость, но и невероятное сострадание. То сострадание, которое приходит только с бессмертной жизнью.

Магнус выглядел так, будто собирался сказать больше, но к нему подошли Раф и Макс. В тишине они спустились по ступенькам и пошли к Тавви; Раф был почти такого же роста, как он, хотя ему было всего пять. Он потянулся, чтобы обнять Тавви, и Макс тоже — и, к удивлению Марка, Тавви позволил себе немного расслабиться, принимая объятия и кивая, когда Макс что-то тихо прошептал ему.

Хелен поднялась, и Марк задался вопросом: выражало ли его лицо то же самое, что и её, — боль и стыд. Стыд, что они не смогли успокоить своего младшего брата. Брата, который едва их знал.

— Все в порядке, — сказал Саймон. — Послушайте, вы устали.

— Мы не справились, — произнес Марк.

— Вы не можете исцелить горе, — сказал Саймон. — Раввин сказал мне это, когда мой отец умер. Единственные вещи, которые могут исцелить горе, — это время и любовь людей, которые о тебе заботятся. И у Тавви все это есть.

Он быстро сжал плечо Марка. — Позаботься о себе, — произнес он. — Shelo ted’u od tza’ar, Марк Блэкторн.

— Что это значит? — спросил Марк.

— Это благословение, — сказал Саймон. — Кое-что ещё, чему меня научил раввин: «Пусть тебе больше не придётся испытать печаль».

Марк склонил голову в знак благодарности. Фейри знали цену благословениям, полученным даром. Но на его сердце всё ещё была тяжесть. Он не верил, что беды его семьи закончатся скоро.

Глава 2

Меланхоличные воды

Кристина в отчаянии стояла в чрезвычайно чистой кухне дома на Принсвотер и хотела, чтобы здесь было что-то, что она могла бы привести в порядок.

Она помыла посуду, которую не нужно было мыть. Она вымыла пол, накрыла и убрала со стола. Она поставила цветы в вазу, затем выбросила их, потом вытащила их из мусора и снова поставила. Она хотела сделать кухню красивой, а дом приятным, но разве кого-то на самом деле заботит, будет ли кухня красивой, а дом приятным?

Она знала, что никто не будет заботиться или волноваться об этом. Но она должна была сделать что-то. Она хотела быть с Эммой и успокоить ее, но Эмма была с Друзиллой, которая плакала, держась за руки Эммы. Она хотела быть с Марком и утешить его, но он ушел с Хелен, и она едва ли могла сделать что-то еще, кроме как радоваться, что наконец-то он проводит время с сестрой, по которой скучал так долго.

Входная дверь с грохотом открылась, напугав Кристину, она смахнула тарелку со стола. Она упала на пол и разбилась вдребезги. Кристина собиралась поднять ее, когда увидела, как Джулиан входит, закрывая за собой дверь: запирающие руны были более распространены в Идрисе, чем ключи, но он не достал своё стило, просто невидяще смотрел от входа на лестницу. Кристина застыла. Джулиан выглядел, как призрак из пьесы Шекспира. Он явно не переоделся после Совета; его рубашка и жакет были жесткими от запекшейся крови.

Она все равно никогда не умела разговаривать с Джулианом; благодаря Эмме, она знала о нем больше, чем ей было бы удобно. Она знала, что он отчаянно влюблен в ее подругу; это было очевидно по тому, как он смотрел на Эмму, говорил с ней жестам, такими крошечными, как, например, когда он протягивал ей блюдо через стол.

Она не знала, как все остальные тоже этого не замечали. Она знала других парабатаев, и они не смотрели так друг на друга.