Королева Виктория - [177]

— Германия теперь — это сила, с которой приходится считаться, — сказал Берти. — Я думаю, что у Вильгельма большие планы. Со мной он был особенно неприветлив. Мне казалось, что он почти издевался надо мной, потому что я только наследник престола, а он — император. Его поведение по отношению к Викки непростительно. К вам он ревнует. Из разговоров с ним я понял, что он сознает, что Германия играет менее важную роль, чем Англия, и это ему не нравится. Я убежден, что он будет стараться изменить ситуацию. Я полагаю, ему бы хотелось свергнуть вас и занять трон самому.

— Берти, это невозможно!

— Сделать это он, конечно, не может. Но мысли такие у него бродят. Его поддерживает Бисмарк. У Вильгельма по молодости могут быть безрассудные идеи, но Бисмарк — закаленный боец. Мы должны признать это. Вильгельм в каждом разговоре старался взять верх надо мной. Он называл меня «дядя» с таким видом, словно я — старая развалина, а он на пороге жизни.

— Я вижу, нам следует быть осторожными с нашим маленьким Вильгельмом.

— Да, уж придется. Он попросил у меня шотландскую юбку со всеми аксессуарами. Она должна была быть королевских цветов, для маскарада. Я отправил ему такой костюм и потом видел его фотографию в нем с надписью: «Я дожидаюсь своего часа». Эта фотография разошлась по всей Германии.

— Это возмутительно.

— Вильгельм и сам возмутителен.

Меня так встревожил этот разговор, что я упомянула о нем лорду Солсбери, который сказал, что между принцем Уэльским и германским императором явная антипатия; но что последний еще слишком молод для своего высокого положения и со временем должен успокоиться.

Я решила, что не позволю этой семейной неприятности перерасти в конфликт между государствами.

Викки приехала ко мне погостить. Мы вели с ней долгие разговоры, и я узнала много нового для себя о ее тяжелой жизни.

Я сказала, что Вильгельму следует внушить, что он не должен так обращаться со своей матерью. Она умоляла меня пригласить его посетить Англию, чтобы я сама могла убедиться, насколько справедливы ее слова.

Довольно неохотно я согласилась, чтобы он приехал летом с кратким визитом. К моему удивлению, Вильгельм принял приглашение с энтузиазмом и написал, что будет счастлив посетить славный старый дом в Осборне. Еще он спрашивал меня, в каком виде он должен прибыть. Можно ли ему надеть форму адмирала британского флота? Я позволила и получила от него в ответ очень милое письмо в почти смиренном тоне. «Надеть ту же форму, что лорд Нельсон, — писал он, — от этого голова закружится». Это было хорошее начало.

Когда он прибыл, я изумилась. Он был обворожителен, называл меня «дорогая бабушка» и обращался со мной с большим уважением. Великого императора из себя он разыгрывал очень редко.

Может быть, у него просто была личная антипатия к Берти? Может быть, он считал, что Берти несколько легкомыслен — что в известной степени соответствовало действительности. Может быть, Викки была чересчур властной? Альберт избаловал ее и не замечал у нее никаких недостатков.

Я вспомнила, в каком восторге был Альберт от первого внука. Вильгельм всегда был его любимцем.

Я рассказала об этом Вильгельму. Ему так нравились рассказы о детстве, что он слушал с неизменным интересом. Так же внимательно он слушал, когда я говорила об Альберте.

Странно, но визит, которого я опасалась, оказался очень приятным. Когда Вильгельм уехал, я почувствовала себя намного счастливее за все время после смерти Фритца.

За последние годы мои отношения с Берти значительно улучшились. Он вел себя солиднее, соответственно возрасту и положению. Это было очень приятно. Мне казалось, что он начинал понимать величие стоящих перед ним задач.

И когда я уже было совсем успокоилась, думая, что юношеское безрассудство у Берти прошло, возникли новые неприятности — скандал в Трэнби Крофт. Только на этот раз в нем не были замешаны женщины.

Берти был частым и почетным гостем в поместье Трэнби Крофт, принадлежавшем богатому судовладельцу Уилсону. Это поместье славилось тем, что там собирались игроки в карты и что ставки были очень большие. Среди гостей был подполковник сэр Уильям Гордон Камминг из шотландской гвардии. Во время игры в баккара сэра Уильяма заподозрили в мошенничестве.

Когда игра закончилась, остальные игроки, раздраженные столь низким поведением сэра Уильяма, решили открыто изобличить его. Узнав об этом, тот, естественно, пришел в негодование, заявив, что порвет с ними все отношения.

Берти, услышав перепалку, проникся к сэру Уильяму сочувствием, как он всегда относился к людям в затруднительном положении — сам побывав не раз во многих переделках. Он не знал, верить ли сэру Уильяму или тем, кто его обвинял. Против сэра Уильяма были очень серьезные улики, и Берти необдуманно взял расследование на себя. Естественно, от него ожидали решения.

Еще раз обсудив произошедшее за ломберным столом, все вместе они решили, что сэру Уильяму нельзя больше позволять играть в баккара и что он должен подписать соответствующий документ, где выразил бы согласие с этим решением.

Берти сказал, что он подпишет его вместе с другими. Конечно же, он должен был вести себя осмотрительнее, зная, как опасно давать какие-нибудь письменные свидетельства.