Королева в раковине - [47]

Пение, музыка, топот ног и взрывы хохота сотрясают стены дома. Служанки подают обильное угощение. Деду нравится еда, вино, легкость молодых, всем он подмигивает, все его умиляет, к примеру, вечная сигарета в красных от помады губах певички Марго. Дед закручивает усы, Руфь и Эльза тянут его по очереди в танцевальный круг, на чарльстон или танго, которым учили его в бассейне.

Дом ликует. Гейнц бросает взгляды на черное шелковое платье Марго и кусает губы. Его кудрявые сестрички приглашают портниху подогнать одежду к ее долговязому телу. Фанатично преклоняясь перед певичкой, они покупают ей дорогую одежду.

Германскую экономику лихорадит. Предприятия объявляют себя банкротами. Положение семейной литейной фабрики устойчиво, но кто знает, что ожидает ее в будущем. Гейнц весьма обеспокоен неустойчивостью экономики страны, в то время как дед посмеивается над его озабоченностью, отец погружен в свой духовный мир, а хозяйство дома ведется так, словно эти безумные дни вообще не касаются его домочадцев.

В зале столовой царит приподнятое настроение. Дед и его внуки празднуют. Бертель прячется на чердаке, а, быть может, уже сошла в свою комнату. Артур замкнулся в кабинете со своими размышлениями, не отрывает глаз от портрета Марты, стоящего перед ним на письменном столе. Ее мечтательный взгляд смотрит неотрывно и в то же время он не от мира сего, как будто предвещает конец света. Бедный итальянский художник рисовал этот портрет на берегу Средиземного моря незадолго до ее смерти. Своей кистью он запечатлел на полотне ее отрешенный взгляд, особенно выделив ее карие глаза, пылающие печалью.

Сироты растут у него на глазах, и каждый — со своей индивидуальностью и своими капризами. Что бы Марта сказала, видя, как дети взрослеют?

Руфь — порхающий мотылек, родила ребенка. Его зовут Ганс. Живет она отдельно от мужа, которого тоже зовут Артур. Он — парень порядочный, умный, эрудированный, но не в ее вкусе. Руфь несчастлива. Все время проводит с сестрой Эльзой в богемной среде, ища развлечений и эмоций на сверкающих мишурой сборищах в танцевальных залах. Она очень дружна с умным и знающим правила обращения с женщинами дедом. Эльза тянется хвостом за сестрой. Лоц, совсем еще подросток, но самостоятелен, Время он проводит на хоккейных соревнованиях и не подчиняется никакой дисциплине. В эти тревожные дни он посоветовал Гейнцу и Лотшин раскрыть двери дома для Руфи и ее компании, особенно Бертольду Брехту и его подруге. В основном, для того, чтобы дети не шатались по улицам за полночь.

Артур сохраняет с детьми дистанцию. Не навязывает юным душам свои жизненные правила.

Мир явственно меняется, но все его сложности и беды не касаются деда. Наоборот, кудрявые сестры-близнецы тянут его за собой в театры, кабаре, клубы и кафе, с гордостью представляют его своим друзьям, и дед — неутомимый жизнелюб — показывает им, что новая эпоха — это его время. В будни дед возвращается в усадьбу к обычным делам.

Глава пятая

В кабинет Артура вошла гостья. Артур приподнялся из своего кожаного кресла, поклонился и поцеловал ей руку. Лотшин оторвала взгляд от фотографий в кожаных рамках и отвесила гостье книксен.

Тетя Ревека Брин уселась на диван. Скрываясь за зеленой шелковой портьерой, Бертель, волнуясь, переминалась с ноги на ногу.

Четыре года назад сюда приезжали в гости из Кенигсберга родители Ревеки. Этот визит остался в памяти Ревеки, как незаживающая рана.

Ее покойный отец Георг Самсон Маркс управлял в Кенигсберге филиалом «Дойче Банк» — «Немецкого банка».

Бертель волновалась, прячась за портьерой. Она тоже не забыла последний визит тети и дяди Маркс. Чета Маркс с вечно недовольным сыном, дядей Мартином, обосновалась на вилле Френкелей, а не в первоклассной берлинской гостинице, потому что в их доме не едят свинину.

С момента, как семья Маркс сообщила о своем прибытии, весь дом вертелся, как белка в колесе, ибо господин Георг Самсон Маркс и его уважаемая жена строго придерживались правил этикета.

Банкир отвернулся от своей дочери. Эта умная и образованная красавица отвергла любовь известного художника Оскара Кокошки и связала свою судьбу с молодым евреем, родившимся в небольшом польском городке. Девушка из семьи, хранящей еврейские религиозные заповеди, была очарована духом традиций иудаизма и современной европейской литературой. Как многие молодые евреи, она увлеклась рассказами Шмуэля Йосефа Чачкеса, известного под литературным псевдонимом Агнон. Так она стала женой уроженца еврейского городка Бучач в Галиции, выросшего в абсолютно иной культуре.

К их приезду дом Френкелей трясло, как в лихорадке. Фрида птицей летала из угла в угол, давая указания направо и налево — и в гостиной, и на кухне. Жалюзи были подняты, пылесос гудел, из матрасов, одеял и подушек выбивалась пыль. Проворные руки перекладывали и гладили простыни и наволочки из высококачественного батиста. В кухне стояли наготове на плите кастрюли, в духовках — формы для сладкой выпечки. В гостиных выбивали пыль из ковров, тщательно вытирали дубовую инкрустированную мебель, картины, вазы, посуду. Начищались до блеска статуэтки. Служанки отодвигали в стороны красные бархатные портьеры и мягкими щетками наводили блеск на стены из темного дуба. Служанка Кетшин распевала народные песни: