Королева в раковине - [35]

Шрифт
Интервал

Звон колокольчика в кухне призывал Фриду быстро отнести на подносе завтрак в спальню деда. Она вошла и замерла на пороге. Дед сидел на кровати в тонкой шелковой ночной рубашке в оборочках.

— Хозяин, вы надели ночную рубашку жены, пребывающей в раю.

Взгляд ее остановился на вязаных красных манжетах ночной сорочки.

— Почему бы нет, — привычно откашливаясь, дед одернул рубашку перед зеркалом, — она была весьма достойной женщиной.

Он напрягал свое длинное и худое тело, бросая удивленные взгляды на свое отражение в зеркале. Фрида поставила поднос на комод и поспешила к шкафу. Она извлекла из него длинный домашний халат и подала его хозяину. Бумба и Бертель уже прибежали, прыгнули в постель деда и начали с двух сторон тянуть его за щеки и волосы.

— Убирайтесь отсюда, сорванцы! — пытался отвертеться дед, мотая головой, и сквозь его строгий и, как всегда, громкий голос пробивались насмешливые нотки.

Артур тоже пришел, привлеченный шумом, увидел деда в ночной рубахе матери и с трудом сдержал смех.

Дед пил кофе, разминая кости под звуки патефона, и щеки его заиграли красками жизни. «Что случилось вчера ночью?» — удивлялась семья. Дед выпил еще одну чашку кофе и с лукавым видом стал рассказывать:

— На вокзале чужие люди предложили мне помочь тащить корзины. Черт подери, меня это сильно рассердило, и я обрушился на таксиста, остановившего машину рядом со мной. Я аристократ! Ни за что не поеду на этой грязной посудине! И представьте себе, внезапно возникает извозчик с белой лошадью! Словно Бог послал его с небес. Но-о-о, поехали!

Не переставая радоваться такой счастливой случайности, дед заставлял возницу останавливаться у каждого трактира и приглашал проглотить стопочку. Прошло немало времени в совместных возлияниях, сопровождавшихся песнопениями, пока новые приятели добрались до Вайсензее. Они, как закадычные друзья, в обнимку вошли в дом. Дед утверждал, что никогда у него не было такого друга, как этот кучер. Считая, что у него не было иного выхода, поскольку друга нельзя выгонять ночью из дома, он уложил его спать на ковре в гостиной. Затем обнаружил себя в спальне, вынул из шкафа ночную рубаху покойной бабки и свалился на постель.

Общий хохот потряс гостиную.

В воскресные дни, когда дед в Берлине, порядки в доме меняются. Фрида отдает распоряжение Фердинанду изменить ассортимент покупаемых в городе продуктов. Душа деда жаждет свежей телятины из берлинской мясной лавки.

В кухне слышится плач. Бумба рассказывает, как его преследовали полицейские, и что они ему сделали. Его курчавые рыжие волосы пылают и встают дыбом.

— Все это басни, — Фердинанд кладет на стол корзину с покупками и поднимается по ступенькам к бассейну навести там порядок перед еженедельным собранием обитателей детского этажа.

В воскресные дни, когда дед находится дома, история повторяется. Бумба прилипает к домашнему учителю, который в последнее время стал его няней. Бежит за ним по улице, заходит вместе с ним с заднего входа в мясную лавку. Они рискуют, нарушая закон, запрещающий покупать продукты в выходной день, что может завершиться арестом. Бумба привязан к Фердинанду. Вместе с учителем он совершает утренний и вечерний туалет, чистит зубы и умывается. А Фердинанд обижает его, говоря, что Бумба избалованный ребенок, нередко отвешивая ему подзатыльники и угрожая пожаловаться отцу.

На детском этаже Фердинанд широко распахивает двери, отделяющие ванную комнату от большой застекленной веранды, и маленький Бумба тянется хвостиком за ним, в нетерпении ожидая прихода старших братьев и сестер. На винтовой лестнице слышится шорох газетных страниц. Бертель поднимается и останавливается на каждой ступеньке, как она до этого останавливалась на каждом шагу по дороге от газетного киоска до комнаты Гейнца, не отрывая глаз от заголовков статей «Берлинер Тагеблат» — ежедневной либеральной берлинской газеты. Гейнц, еще в постели, кивает Бертель в знак благодарности, и голова его исчезает за газетными листами.

Витая в своих мыслях, Бертель входит в ванную с книгой и приборами для утреннего туалета: маленьким полотенцем для лица, большим — для тела. Фердинанд и Бумба перемигиваются, посмеиваясь над витающей в облаках Бертель. Каждое утро в конце недели Бертель с мечтательным видом сходит в ванную комнату по трем ступенькам, которые Фрида промыла ароматной пеной, и закрепляет книгу на приспособленную ею для этого металлическую подставку.

Перед зеркалами и умывальниками Фердинанд пританцовывает под мелодию Шуберта, звучащую из стоящего на скамейке небольшого патефона. Время от времени он пополняет знания своего питомца Бумбы рассказами о своем любимом композиторе Шуберте. У малыша нет никакого интереса к музыке, композитору и, вообще, к знаниям, которыми пичкает его Фердинанд, готовя с ним уроки.

Совесть не дает учителю покоя. У двух его подопечных — атлета Лоца и фантазера Бумбы, охочего лишь к различным проделкам, оценки — посредственные и даже плохие, хотя оба способные и неглупые мальчики. И вообще, как домашний учитель он уже особо и не нужен. Эльза уже закончила учебу в гимназии, а Бертель отвергает его помощь.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.