Королева в изгнании - [17]

— Ну перестань, — Берман полотенцем утер с ее лба испарину. — Ты все никак не можешь избавиться от партизанской психологии… А мы с тобой не враги, а партнеры.

— Партнеры! — не открывая глаз, презрительно скривилась она. — С Соней вы тоже были партнеры…

И это замечание Берман пропустил мимо ушей.

— Тебе и говорить столько нельзя… Может, компресс положить?

Она помотала головой.

— А твои способности, — продолжал он, — тоже не так уж трудно отнять…

Она криво усмехнулась:

— Убьете?

— Если бы я хотел тебя убить… — терпение его лопнуло, — когда ты, в конце концов поймешь, что я играю с тобой в открытую?! Я боюсь тебя обманывать, понимаешь? А убить тебя, как ты заметила, и без меня — масса желающих.

— Ладно, — она приподняла и снова уронила на постель руку. — Извини. Это я так… Буду стараться встать побыстрее. Но пусть он еще завтра придет. Только завтра! Я сегодня в первый раз что-то почувствовала. Я боюсь это потерять.

— Хорошо, — неохотно согласился Берман. — Завтра он придет. А потом профилактическая пауза. Недели на две.

Она не ответила ему ни словом, ни кивком. Он наклонился и прислушался к ее дыханию.

Она спала.

То ли сказалось прекрасное здоровье, то ли — профессионализм хирурга, но от ранения Маша оправлялась быстро. И сразу, лишь чуть окрепнув, начала она занятия с доктором Кривило.

Метод его был таков. Маша давала ему установку на невидимость, но старалась делать это как можно слабее. Кривило, будучи опытным гипнотизером, «боролся» с ее установкой, фиксируя одновременно свои ощущения и мысли, чтобы, в случае «победы» передать ее алгоритм Маше. Поняв, усвоив его, Маша смогла бы сама давать установку НА ВИДИМОСТЬ.

Первым положительным результатом было уже то, что оказалось, Маша действительно может давать СЛАБУЮ установку. Через четыре дня после первого сеанса Кривило снова видел ее. При чем, сначала даже не видел, а как бы «чувствовал» ее присутствие. Потом появился полупрозрачный зрительный образ, а уж потом — нормальный. В принципе, это было чуть ли не решением ее проблемы. Отныне она могла бы давать только СЛАБЫЕ посылы, и через некоторое время человек избавлялся бы от ее чар. Но она хотела научиться снимать чары с тех, для кого стала невидимой РАНЬШЕ.

Опыт со слабым посылом они с Кривило проводили трижды, и каждый раз срок его действия становился все короче. Они двигались ощупью. Но двигались вместе. И Маша чувствовала, что уже близка к успеху. Более того, во время последнего сеанса с Кривило ей показалось…

Сейчас, чтобы стать невидимой, она уже не произносила про себя никаких ключевых слов, но в первые-то разы она помнила, как твердила про себя: "Меня здесь нет… Я исчезла…" и сколько желания она вкладывала в это… И сейчас, ища, по совету Кривило, ключевые слова или ситуации в прошлом, она вспомнила, как однажды, совсем маленькая, заблудилась в скверике возле дома и, плача, твердила про себя: "Мамочка, найди меня, пожалуйста, я тут… Вот я…"

Только вчера она дала Кривило очередную установку на невидимость, и сегодня, придя к ней, он, само-собой, не видел ее. И она, попытавшись восстановить в себе то острое детское ощущение потерянности и желания быть найденной, дала ему самый, какой только могла, слабый психический посыл… Посыл, окрашенный жаждой быть обнаруженной. И в конце сеанса Кривило вновь увидел ее!

Совпадение? Он и без того увидел бы ее сегодня… Или главную роль сыграли его собственные способности гипнотизера? Или, может быть, все-таки, это сделала она?!

Как бы там ни было, несмотря на послеоперационное недомогание, настроение ее было прекрасным.

Как и обещал Берман, Кривило пришел на следующий день. И эксперимент, который Маша провела немедленно, стал их самым большим успехом. А именно: сначала она дала ему слабый посыл на исчезновение, а затем — посильнее, на появление. И все получилось! Сначала она стала для него невидимой, но тут же появилась опять.

Голова раскалывалась от боли, но Маша чувствовала себя на вершине блаженства. Хотя, конечно, не было никаких гарантий, что она сможет теперь снять «чары» с того, кого загипнотизировала давно и сильно… Но "лед тронулся, господа присяжные заседатели!"

Вечером того же дня Маша впервые прогулялась по парку медицинской академии, куда ее определил Берман. Прохаживаясь с ним под руку, она более всего была занята попытками преодолеть свое неприязненное к нему отношение.

Внешне все выглядело вполне понятно: они были нужны друг другу, они заключили джентльменское соглашение. Но беспокоили Машу два дополнительных обстоятельства. Вместо того, чтобы относиться к нему с холодной деловой сдержанностью, она то ненавидела, то симпатизировала ему. Это раз. И два: она помнила о том, что рассказала о нем Соня. А ведь они с ней похожи, как две капли воды…

Именно от этих мыслей он и отвлек ее, прикрикнув:

— Маша! Ты не слушаешь! А ведь все, что я говорю, тебе понадобится в работе!

— Не зовите меня Машей, — она снова перешла на «вы». — Так меня зовут только самые близкие друзья.

— Ну извини… Как же тебя называть?

Действительно…

— Мария Павловна? — он поморщился. — Уж очень официально. Не хотелось бы.