Королева оборванцев - [36]

Ироедх спросила его:

— Что вы делаете?

— Связываюсь с «Парижем».

— Неужели с помощью этого маленького приспособления действительно можно связаться с воздушным судном?

— Конечно. Хочешь сама поприветствовать Суббарау?

Ироедх с недоверием посмотрела на маленькую коробочку, и еле слышно произнесла:

— Привет, капитан Суббарау.

— Как поживаете, мадам Ироедх? — послышался в ответ гнусавый голос Суббарау.

Ироедх поспешно протянула коробочку Блочу. После того, как они поели и он раскурил свою трубку, Ироедх сказала Барб:

— Дорогая Бардилак, я бы хотела задать несколько вопросов относительно вас и Доктоблак. Сначала…

Услышав первый вопрос, Блоч протестующе замахал руками.

— Почему вы против моих расспросов?

— Потому что все это очень похоже на допрос, который когда-то изобрели люди. Неудобно спрашивать о личном, это противоречит нашим правилам.

— Тогда скажите, откуда вы знаете…

— Вы можете задавать мне вопросы в частном порядке.

Но тут заговорила Барб:

— Не подумай, что хочу сменить тему, но все же: что стало с книгой, которую я тебе дала, Ироедх?

— Я прочитала больше половины прежде, чем сбежала из Общины. Только для того, чтобы дочитать ее до конца, я не против туда вернуться.

— И до какого же места ты дошла?

— До того, где две дамы, Эльнора и Эдит, жаждут, чтобы трутень Филипп оплодотворил каждую из них. По крайней мере, мне кажется, что именно это хотел сказать автор. Хотя я в этом и не совсем уверена. Дело в том, что терранцы не говорят о размножении прямо, а используют тонкие намеки.

— Я могу рассказать тебе, что было дальше, — начала Барб, но Ироедх прервала ее:

— Пожалуйста, не надо! Я надеюсь когда-нибудь вернуть книгу.

Блоч поинтересовался, о какой книге шла речь. А когда узнал, взорвался от негодования:

— Боже мой! Вместо того, чтобы предложить ей Толстого, Бальзака, Хемингуэя или кого-нибудь еще из сотни великолепных романистов, ты предлагаешь ей прочитать худшее из терранской литературы — просто какой-то сентиментальный хлам!

Барб возмутилась:

— Вовсе нет! Ты судишь по себе, и совершенно не считаешься со вкусами других людей.

— А что такое «хлам»? — спросила Ироедх.

Но на нее никто уже не обращал внимания. Барб, разволновавшись, заговорила по-французски. Когда же Блоч тоже заговорил на этом языке, Ироедх перестала что бы то ни было понимать. Ее спутники размахивали руками и что-то гневно кричали друг другу. Но, в конце концов, стали извиняться и бросились обниматься и целоваться, делая странные для Ироедх прикосновения губами друг к другу. Они вновь заговорили по-английски, и в какой-то момент Ироедх уловила слово «любовь».

Тогда она обратилась к ним обоим:

— Похоже, любовь, как вы ее понимаете, играет большую роль в книге, которую дала мне Барб. Насколько я понимаю, люди гораздо больше ценят любовь друг к другу, чем любовь к своей Общине. Но если это действительно так, то как же ваши Общины могут нормально существовать?

Блоч, попыхивая трубкой, изрек:

— А во многих из них не так уж все и хорошо. Но у нас тоже бывают приятные моменты.

Его мысль продолжила Барб:

— Но ты не думай, мы все-таки любим свои Общины. Кроме Уинстона, я люблю мой родной город Женеву и свою страну — Гельвецию…

Блоч пояснил:

— Но это не совсем одно и то же. Есть лингвистические нюансы. В родном языке Барб, например, словом «любовь» называют все возвышенное. В английском же это слово употребляется для обозначения такого чувства, которое мы испытываем с Барб друг к другу. Но у нас есть и слово «нравиться» — оно отражает более спокойные эмоции…

Но тут Барб прервала его:

— Только не говори мне, что тебе лишь нравится твоя страна, и особенно место, где родился и вырос! Я не раз слышала от тебя восторженные отзывы о Соединенных Штатах Америки, в особенности, о Пенсильвании.

Блоч, попыхивая трубкой, признался:

— Что ж, верно. В нашем языке есть не менее шести слов, которые выражают разнообразные оттенки любви. Есть любовь к супругу, к родителям и детям, к близким друзьям и родственникам, к тому месту, где живешь, к делу, которому служишь и так далее.

Барб возразила:

— Только не пытайся убедить меня, дорогой Уинстон, что тебе просто нравится твоя работа! Я часто думаю, что ты любишь ее гораздо больше, чем меня.

— Но это совершенно разные понятия! Ироедх, для тебя, я думаю, любовь к твоей Общине — превыше всего?!

— Да, конечно, это так.

Блоч сказал:

— Когда-то на нашей планете существовала секта, которую называли коммунистической. Входящие в нее люди верили, что чувство к своей Общине должно быть превыше всего. Но их коллективистская любовь подразумевала такую фанатичную ненависть ко всем инакомыслящим и непреклонное стремление навязать свою систему всему миру, что нам пришлось свергнуть их. Однако, я думаю, твой случай — особый — из-за отчуждения от родной Общины.

Ироедх кивнула:

— Да. Мне неловко признаться, но я действительно не знаю, кого люблю больше — Общину или Антиса.

И тут подал голос ее друг:

— Мне же все совершенно ясно: Я люблю Ироедх больше всего на свете, и проклинаю Общину! Только покинув ее, почувствовал себя свободным. До этого был просто животным, которым понукали все, кому не лень!