Королева - [22]

Нет, я понимаю что такое приказ. Я понимаю что задавать такой вопрос любому должностному лицу, тем более связанному с безопасностью, это наивная глупость. Но что если, за пятьсот лет, в умах людей что-то поменялось.

— Ну ты даешь, — он усмехнулся. — Как там тебя, Андор? А как родители назвали, Эндрю?

— Андрей.

— Хм, русский. — заключил он. — Ну смотри Андрей. Мне уже сто пять лет. Я сейчас на таком интересном этапе, который психологам наших времен даже и не снился. Я культивирую в себе человечность. — последнее слово, он выделил чуть ли н ес любовью. — Ну, чтобы не быть бездушным роботом и все такое. Я много воевал и это наложило отпечаток. Особенно когда видишь разорванные на части тела товарищей и понимаешь, что они сейчас снова оживут, вообще перестаешь что-то чувствовать.

Он посмотрел на меня долгим взглядом. Затем чуть изменив позу и устроившись поудобнее продолжил.

— Ты еще молодой совсем, даже по старым меркам. Еще не успел обесчеловечиться. Слово то какое, а? — он снова усмехнулся. — Как-то раз, при мне одного моего боевого товарища, жрал хищный сухопутный спрут. Это было на планете Двойной Горизонт, двенадцать лет назад. Тварь была омерзительная, да и смерть жутковатая. Так вот, я тогда поймал себя на мысли, что хорошо что он так тяжело и долго умирает. Я подумал, что это закалит его как воина. Стоял и смотрел. Мог его добить, но думал, что этим все испорчу.

Мне показалось что в его глазах промелькнул огонек безумия. Но я продолжил молча слушать.

— То есть на самом деле, это превращало моего товарища в беспощадного и кровожадного ублюдка, который потом стал совершать плохие поступки. Я же считал, что это хорошо. Смотрел на это как на рождение нового воина. Но я только потом стал задумываться о том, что кроме рождения, тогда происходило и убийство. Убийство хорошего душевного человека. Знал бы ты как он умел шутить. Очень тупо и несмешно, но как он смеялся над своими шутками. А потом это стало пропадать. У всех нас. Даже угрюмость. Даже плохое настроение. Мы как машины исполняли свои функции.

Я слушал откровения этого человека и с отчаянием понимал, что помогать он мне точно не станет. Ему просто хочется поболтать.

— Вот я и занялся реабилитацией. Это конечно не совсем то что нужно. Тех настоящих чувств уже не вернешь, когда можешь просто от души кому-то помогать. Как в какой-нибудь сказке про добрых и искренних людей. Разум не позволит. В общем, что я хочу тебе сказать. Многие ребята, что уже за восемьдесят, начинают заниматься поисками человечности в себе. Начинают делать добро пачками. Правда странное добро, ты бы со стороны своего опыта вообще ничего не понял. Так вот, основная мысль к которой приходишь, что альтруизм в ущерб себе, это вредительство. Я сейчас не буду объяснять почему, а то это затянется. Да и не поймешь ты. Просто знай, даже если я захочу тебе помочь, я не стану этого делать. А рассказываю тебе об этом, потому что ты мне нравишься. Считай это актом альтруизма. Видишь, сделал тебе добро.

— Круто. — бросил я. — Похоже мне нужно время, чтобы отойти от восторга.

Боксер снова усмехнулся.

— Я проявляю человечность. Мне правда жаль, что тебе кранты. И я не боюсь показывать свои чувства.

— Да какая к чертям разница. Если ты меня больше никогда не увидишь. Если ты говоришь что я нормальный парень, то ты просто способствуешь тому чтобы в мире стало меньше нормальных парней.

— Ты думаешь я из-за этого не переживаю? У тебя в голове наверное даже крутятся термины из серии лицемерие или двуличие. Но я с тобой не соглашусь. Рационализм убил все волшебство и любые твои слова не возымеют действия.

— Да урод ты просто. — вдруг разозлившись бросил я. — Не знаю что ты там в себе культивируешь, но я нихрена не соглашусь с тем что ты хоть на капельку прав. Ты улыбаясь мне в лицо и нахваливая как человека, везешь на гибель. Понимаешь это, но пытаешь выкрутиться, что бы показаться «человечным». — Я изо всех сил постарался сказать «человечным» так, чтобы это прозвучало как ругательство.

— Ну вот что-то подобное я и ожидал. Видишь как выходит, я пытаюсь быть радушным, и не усугублять твою и так безрадостную ситуацию. Уважая тебя, не обманываю и не скрываю правду. А ты меня уродом называешь. Но все равно, зная об этом, предполагая что так и будет, я в ущерб себе был с тобой добрым и откровенным. Значит курсы замечательные и я не зря отвалил столько бабла.

У меня аж перехватило дыхание от возмущения. В моей голове роилось столько всего, что я держал себя в руках, стараясь пресечь поток трехэтажных эпитетов.

— Тебе что от меня надо? Ты пытаешься садистские наклонности завуалировать под помощь? Ты мне не помогаешь. Я не хочу с тобой говорить.

— Ну как знаешь. — нахмурился боксер. — Видишь, я говорил что ты ничего не поймешь. В общем не вышло высокой беседы с интересным человеком. Ладно, может бухнуть хочешь? У меня вискарь есть.

— Просто оставь меня в покое. — меня несло. Я сам был этому не рад, и понимал что веду себя неадекватно, но остановиться не мог. — Я не хочу слушать ту хрень которую ты несешь. Кому-нибудь другому читай морали.