— Я, как скульптор, по натуре грек, потому — жизнерадостен. Мне подавай пластические формы…
Он вытянул свои красивые руки и левой помял фуражку, а правой как бы ощупывал эти формы, но, тотчас почувствовав, что это не что иное, как фраза, и, что королевы этим не убедишь, совсем уж другим, простодушным тоном, искренно и немного как будто конфузясь чего-то, прибавил:
— А, ей Богу, не знаю почему, я вот не люблю кладбищ! Мне даже как будто немножко жутко здесь.
Он засмеялся коротким смехом и взглянул сначала на неё, а потом оглянулся вокруг, точно сам удивляясь такому обстоятельству и ища здесь его разгадки. Направо от дорожки он увидел двух рабочих, которые рыли могилу. Землю, чёрную сверху и бурую и глинистую глубже, они выбрасывали, и по мере того, как могила углублялась, вырастал рядом холмик. На Серёжу эта картина почему-то произвела крайне неприятное впечатление. Даже ему показалось, что он видит её не в действительности. Он слегка побледнел от неожиданности, и захотелось поскорее уйти отсюда, оставить, не оглядываясь, кладбище.
Несмело взглянул на тихо бредущую впереди королеву точно боясь, что она догадается о его чувствах, и вместе с тем втайне желая этого. Он с нежностью охватил глазами всю её фигуру и остановился на шее с такой нежной кожей, которая бывает только у детей. Розовые маленькие раковины её ушей были закрыты почти совсем густыми и мягкими волосами, поднятыми кверху толстым узлом и нежно пушившимися внизу. Ему мальчишески захотелось подойти к ней и поцеловать в шею между этими золотившимися волосами, а затем без оглядки пуститься бежать домой и тотчас же уехать в Петербург, не дожидаясь завтрашнего дня. Как раз в эту минуту, может быть, почувствовав на себе его пристальный взгляд, она обернулась, и он, застигнутый врасплох на этих преступных мыслях, покраснел.
Ему показалась, что она взглянула на него и всё поняла.
Он покраснел ещё больше и тотчас же сам рассердился на себя за это смущение, тем более, что она, как ни в чем не бывало, обратилась к нему:
— Пойдёмте к ним, мой паж.
— Зачем?
— Что за вопрос? Затем, что вас зовёт королева.
Они подошли к могильщикам.
Один из могильщиков был кривой, низенький, с заячьей губой, другой — повыше, с опухшим мрачным лицом, должно быть, горький пьяница.
— Здравствуйте, господа! — приветствовала их Зоя.
— Здравствуйте! — отозвался кривой, весело мигнув своим зрячим глазом, и, отерев пот с лица, не без картинности опёрся на лопату, достал из кармана табак в бумажке и принялся вертеть цигарку. Его мрачный товарищ, едва взглянув исподлобья, буркнул что-то и продолжал начатую работу.
— Могилу роете?
— Могилу-с… Так сказать, вечное прибежище. Помещичью усадьбу с землевладением…
И могильщик лукаво подмигнул глазом.
Зоя улыбнулась и взглянула на своего спутника.
— А не знаете, для кого могила?
— Надо полагать, что для упокойника. А визитной карточки своей он мне не прислал…
— Точи лясы-то! Я за тебя, что ли, буду работать? — хрипло оборвал его товарищ и, протянув свою грязную лапу за остатком его папиросы, сунул её себе в рот, заросший волосами.
— Вы могильщики? — не оставляла своих вопросов Зоя Дмитриевна.
— Нет, — ответил тот же кривой, поплевав в руки. — Мы по найму.
— А кто же вы такие?
— Мы-то?.. — Кривой расхохотался и взглянул на товарища. — Мы люди вольные… Вольные птицы из босой станицы.
— Что ж, вы покойниками только и живёте?
— Нет, зачем… — нагло расхохотался кривой. — Случается, и на счёт живых пробавляемся.
Серёжа, взглянул на них не без тревоги. Прежде чем кривой отрекомендовался, он уже видел, из какой «станицы» эти люди, и ему было неприятно, что королева с ними разговаривает. Он даже слегка побаивался, что вот-вот они скажут или сделают что-нибудь, если не опасное, то оскорбительное для неё. Вокруг было так пустынно и хмуро… Церковь и сторожка, где жил звонарь, он же караульщик, были довольно далеко. Оборванцы могли свободно обобрать их и если они этого не делали, то, по мнению Серёжи, только потому, что видели, что игра не стоит свеч, а вовсе не из чувства благородства и смирения. Но, всё же немного побаиваясь их, он вместе с тем тайно желал, чтобы случилось что-нибудь подобное, чтобы на её глазах он мог защитить её и, если нужно, даже умереть для неё.
«Милая! Милая!.. Люблю!» — со страстною нежностью мысленно повторял он, любуясь её головой и фигурой, и несмотря на то, что, стоя сзади, не видел её лица, он угадывал каждую минуту выражение по её голосу, по самым слабым движениям её. И ему было приятно так любоваться ею и мысленно ласкать её, зная, что она и не подозревает ничего подобного.
Могильщики продолжали своё дело… Зоя подошла поближе и взглянула в углубление, откуда на неё пахнуло затхлой сыростью. За ней подошёл и Кашнев и тоже заглянул туда, — заглянул, и ему снова стало тяжело и чего-то страшно. Ему казалось, могила тянет его к себе.
Он быстро отвёл глаза от ямы, не понимая, что с ним такое делается, и это странное чувство так охватило его, что он даже вздрогнул, когда королева, обернувшись, сказала ему как-то нерешительно и вдумчиво:
— Не странно ли? Вот в этой: яме сейчас живой человек, и роет он могилу для мертвеца, а завтра, может быть, будут рыть могилу для него самого… Но сегодня он об этом не думает, а думает о том, как получит за свою работу гроши и пропьёт их. И это жизнь?.. Тут что-то не то…
