Королева его сердца - [26]

Он смягчил свои слова, выказав неожиданную сердечность:

– Вам лучше запрячь своих любимых лошадей и проехаться по Калифорнии. Это было бы для вас лучше, уж поверьте мне на слово.

Он встал, кивнул, подавив отрыжку, и направился к выходу, пошатываясь отнюдь не от качки вагона.

Мод уселась на освободившийся стул. Ни она, ни Глори и не подумали позвать официанта.

Мод нагнулась вперед и взяла Глори за руку:

– Дорогая моя, меня начинает немного беспокоить эта поездка. Может быть, тебе следует изменить свои планы. Сделай так, как посоветовал адвокат, и возвращайся сюда через пару лет.

– Я не могу ждать так долго. Любой охотник до чужой земли может захватить ранчо, если я там не побываю и не дам всем понять, что намерена вступить в права владения.

– Ты говорила, что не станешь заниматься фермерством, Глори.

– Знаю… Я… я просто должна увидеть это ранчо. И должна сделать это теперь. Ковбои Ножа Мясника не тронут меня, когда узнают, что я приехала просто посмотреть, – продолжала упорствовать Глориана.

– Ты прожила на свете уже двадцать четыре года и даже мельком не видела Аризоны. И ничего не случится, если ты сделаешь это немного позднее.

Глори решила попытаться упредить дальнейшее наступление Мод:

– Моя мать всегда говорила, что для нее сидение на месте равносильно смерти. А отец постоянно твердил, что умрет без земли, в которой мог бы пустить корни. Поэтому-то он и поселился на своем драгоценном ранчо и женился на женщине, которую не любил. Мама пристрастилась к спиртному и умерла от разбитого сердца, и теперь мне не даст покоя ранчо, которое убило их обоих.

– Все говорит за то, чтобы подождать, если только не хочешь, чтобы рядом с их могилами появился твой надгробный памятник.

– Мне необходимо увидеть ранчо именно теперь. И если буду каждый раз откладывать поездку, его захватит кто-то другой, и я его никогда не увижу.

– Не увидишь – чего? Как банда убийц – любителей баранины решит отобрать без большого труда отцовскую ферму?

Глори покачала головой, прижала руку к сердцу и с горячностью продолжала:

– В этом ранчо есть что-то такое, что грызет меня изнутри. Увидеть его – мой долг. И изменить свой образ жизни. Вернуться на прежний путь. Или я сама стану одной из тех, кто ищет работу.

Мод плотно сжала губы. Глори понимала, что ее верная подруга категорически протестовать не станет. Великодушие мистера Фонтанеску, предоставившего лошадей, было еще одним примером того, как он баловал своих артистов. Работа в его цирке всегда была более привлекательной, нежели в «Уилд-Вест шоу» полковника Годи с афишами, испещренными именами звезд. Конкуренция заставляла владельца цирка обновлять свои представления в каждом городе, куда приезжала труппа. Мистер Фонтанеску высоко ценил верность и сторицей воздавал за нее своим служащим, но к работе подходил по-деловому, а сентиментальность ему претила. Его артисты знали, что работа им гарантировалась, только пока их искусство принималось публикой.

В последние четыре года после смерти матери выступления Глори постепенно теряли новизну и яркость, что стало еще заметнее после того, как она узнала, что унаследовала отцовское ранчо.

С того самого дня тайный внутренний голос не переставал ей шептать: «Твое место не здесь. Тебе есть куда уехать». Это происходило всегда в самое неподходящее время, например, когда она пыталась преодолеть страх перед публикой, овладевавший ею перед каждым выходом, или же когда костюмеры-мужчины делали комплименты ее красоте и шептали обещания, разумеется, за определенные услуги, подослать в зрительный зал своих людей, которые будут громко аплодировать, восхищаясь ее выступлением и убеждая в этом же публику. «Заходи ко мне, рыжая, я покажу тебе настоящую жизнь!»

Мать Глори, Кэтрин, умела превращать двусмысленные шутки в доброжелательные реплики. Глори никогда не видела, чтобы Кэтрин застывала от отвращения, впадала в панику или же прислушивалась к тайному голосу, который, как казалось Глориане, всегда побуждал ее расстаться с ареной цирка.

– Оставить эту работу, может быть, было бы и не так плохо, – заметила Мод. – Найдем другую.

– О, разумеется. Бьюсь об заклад, что в главном магазине Холбрука можно найти не меньше дюжины объявлений с приглашением цирковых иллюзионистов.

– Я не то имела в виду. Я говорю о том, чтобы поселиться на этом ранчо, доставшемся тебе по наследству. Жить семьей. Работы там будет более чем достаточно для пятерых женщин, судя по тому, что я слышала о фермерском хозяйстве.

– Если ты до сих пор этого не заметила, должна сказать, что у меня нет мужа.

– Так найди его. Позабудь о найме конюха и найди себе суженого.

– Нет. Женщины Карлайлов не оседают на месте, не строят семьи и не пекут хлеб.

– Я говорила тебе, всюду полно мужчин, изголодавшихся по женщине. Любой холостяк на сорок миль вокруг встанет в очередь, чтобы сделать тебя своей миссис. Они будут так бороться за тебя, что позабудут про своих овец и коров.

– Нет.

– Глори, дорогая, ты знаешь, Кэтрин хотела…

– Не пытайся убеждать меня в том, что мама хотела выдать меня замуж. – Глори внезапно охватила ноющая тоска по улыбчивой, энергичной матери.