Королева бриллиантов - [75]

Но граф не уступал.

   — Ваше величество, вам грозит смертельная опасность. Известно, что все бумаги кардинала были вовремя уничтожены из-за оплошности, допущенной полицейским офицером. И теперь, кроме вашего честного слова, у вас...

   — Разве этого мало? — перебила она, теряя самообладание. — На самом деле, как низко я пала, если позволяю обращаться ко мне с такими советами. Думаю, месье, вам пора. Разрешите сказать вам несколько слов на прощание: только моё честное слово и моя чистая совесть позволяют мне вывести этих негодяев на чистую воду и добиться их гибели. Тем не менее благодарю вас за совет.

Граф низко поклонился.

   — Вполне вероятно, что ваше величество правы. Благодарю вас за то, что соизволили меня выслушать. Если силы зла Не оставят вас в покое, то я к вашим услугам. Повторяю, моя жизнь принадлежит вам, распоряжайтесь ей, как заблагорассудится.

Он, кланяясь, попятился, и, раздвинув ветви, исчез.

Мадам Кампан рыдала.

— Ваше величество, вы жестоко отвергли самого искреннего друга. Этот человек на самом деле готов умереть за вас. У него благородное сердце. Не забывайте его, когда вам понадобится помощь.

Королева молчала. Бледная, с сосредоточенным лицом, она повернулась и зашагала ко дворцу.

...Вскоре король обнародовал открытое письмо парламенту, в котором заявлял, что «он, король Франции, полон справедливого негодования при виде того, к каким грязным средствам обличения прибегают в его стране, используя в своих целях признания его преосвященства кардинала; дело дошло до обвинения в мошенничестве его самой дорогой и любимой супруги...»

Граф де Ферзен сидел, погрузившись в мрачные мысли. Он знал, что королеву ждёт страшное будущее. Она оказалась в руках врагов, а недостатки королевы, совершенные ею ошибки настроят всех против неё на суде.

Кто может точно сказать, что такое любовь? Прежде он жил только ради удовольствий и не ставил перед собой никаких целей. Он считал себя таким же, как все, но вдруг рука Судьбы пробудила в нём скрытого гения — это был гений любви. Для него это стало поразительным откровением. Он словно заново родился и теперь стал по-новому, оценивать свою жизнь. Нужно набраться терпения, он знал, что придёт такой день, когда он станет действовать так, как нужно ей.

И она увидит, что такое настоящая любовь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Если королева думала, что уже испила свою горькую чашу до дна, что стоит начаться суду, как правда, повинуясь строгому закону, тут же откроется, то она сильно заблуждалась. Едва суд приступил к рассмотрению дела, как Мария-Антуанетта осознала, что для королевы никакого правосудия не существует, ибо весь французский народ только и ждал, как ждёт голодный зверь, когда же эта заманчивая добыча окажется у него в пасти. Разве они могли когда-нибудь представить себе, что эту «австриячку» преподнесут им на блюдечке? Они опасались, как бы Людовик XVI не воспользовался правами де Рогана и не наказал его лично как король. Как радовался, как бесновался весь Париж, когда дошла весть о том, что сама королева — королева! — настояла на том, чтобы кардинал предстал перед Верхней палатой парламента, Верховным судом как обычный преступник. Наконец-то она попалась!

Мария-Антуанетта поняла свою ошибку, но было уже поздно.

Теперь делом занимались члены палаты пэров. Представители знатнейших фамилий, союзники дома Роганов (они составляли половину палаты), не жалели ни времени на обработку остальных депутатов, ни денег для них.

Стало известно, что на взятки ушло около миллиона ливров. Все они — князья, княгини, принцы и принцессы — собирались вместе в те дни, когда продолжалось разбирательство, в траурных одеждах выстраивались по обе стороны прохода, по которому на заседания должны были проходить пэры. Они отвешивали им низкие, почтительные поклоны, всем своим видом демонстрируя, как они подавлены, как огорчены и какой стыд испытывают «из-за ужасной несправедливости». Ну какой депутат, пусть у него и сверхкаменное сердце, мог пренебречь такими почестями, оказываемыми представителями самых родовитых кланов Франции?

Лояльность дворянства трону вдруг как ветром сдуло, в своём неистовом негодовании они забыли, что их сословие всегда возвышается и падает с возвышением или падением трона и, следовательно, они рубят сук, на котором сидят.

Они-то и ускорили наступление Французской революции.

Но так поступало не только дворянство. Церковь как один человек выступила на защиту кардинала, своего человека, человека их ордена. Папа, указывая на церковную юрисдикцию в отношении кардинала, требовал суда над ним в Риме. Многочисленные тётки короля, древние старухи-фанатички, разделяли мнение папы и требовали отправить кардинала в Рим, где, несомненно, к нему отнесутся мягко или вообще потихоньку замнут дело. Может, это было бы и лучшим исходом для королевы, так как с каждым днём становилось всё яснее, что такой громкий скандал, как этот, способен потрясти до основания королевский трон.

Все громогласно требовали закончить судебный процесс как можно скорее, даже если для этого пришлось бы выпустить всех обвиняемых на свободу. Вполне понятно, такой исход был неприемлем для королевы с самого начала.