Королева Бедлама - [7]

— Сесили! — прикрикнул на нее Хирам, когда пухлая девушка очень уж сильно ткнула Мэтью в правое колено. — Что это сегодня с тобой?

— Боюсь, что мне это неизвестно, — ответил Мэтью, хотя и предполагал, что какой-то испускаемый им аромат напомнил Сесили счастливое детство в свинарнике, пусть даже он и переоделся в свежестиранные панталоны, рубашку и чулки.

— Нервничает она, вот что. — Пейшиенс, крупная коренастая женщина с седыми волосами, убранными под синий хлопковый чепец, подняла голову от очага, где раздувала мехами огонь под сковородкой для бисквитов. — Что-то ее грызет.

Хирам, физически столь же крепкий, как его жена, с седыми волосами и бородой, светло-карими глазами цвета той глины, с которой он так усердно работал, приложился к кружке и сделал большой глоток чаю. Сесили описала по кухне круг и вернулась под стол — хрюкнуть и снова ткнуть Мэтью носом в колено.

— Вот так она дня за два до пожара себя вела, помните? Знает она, когда беда должна случиться, вот что я вам скажу.

— А я и не знал, что она такая вещая. — Мэтью отодвинулся вместе со стулом от стола, давая Сесили место. Но барышня, увы, продолжала толкать его рылом.

— Смотрите-ка, она вас любит! — Хирам мимолетно шутливо улыбнулся. — Может, хочет вам что-то сказать?

Вчера надо было, подумал Мэтью.

— Я вот припоминаю, — заговорила Пейшиенс, возвращаясь к работе, — когда доктор Годвин приходил в последний раз, тарелки свои забрать. Помнишь, Хирам?

— Доктор Годвин? — Хирам только чуть-чуть прищурил глаза. — Хм-м.

— А что там было с доктором Годвином? — спросил Мэтью, учуяв, что это ему, наверное, надо бы знать.

— Да не важно. — Хирам снова глотнул из кружки и стал доедать последний кусок лепешки.

— И все-таки? — настаивал Мэтью. — Если вы об этом вспомнили, то это должно быть важно.

— Да ну, просто… — Хирам пожал плечами. — Ну, Сесили.

— Сесили? И какая же связь между Сесили и доктором Годвином?

— Вот она точно так же вела себя в тот день, когда он приходил за тарелками.

— В тот день? — Мэтью отлично понимал, что хозяин имеет в виду, но надо было спросить: — Вы хотите сказать, в тот день, когда его убили?

— Да пустое, — сказал Хирам и заерзал на стуле. Он думал, что должен бы уже привыкнуть к ненасытным вопросам Мэтью и, в частности, к этому пронзительному выражению лица, которое бывало у молодого человека, когда он видел наживку. — Не знаю, точно тот это был день или какой-то другой. А тебе, Пейшиенс, спасибо, что вытащила на свет.

— Да я просто вслух думала, — сказала она, чуть ли не оправдываясь. — Я же ничего плохого не хотела.

— Ты перестанешь или нет? — Напряженные нервы Мэтью не выдержали, он встал и отошел прочь от Сесили. Колени его панталон промокли от свиной слюны. — Пожалуй, я пойду. У меня тут еще одно поручение перед работой.

— Бисквиты почти готовы, — сказала Пейшиенс. — Садись, никуда твой магистрат…

— Простите, не могу. И спасибо за завтрак. Я думаю, что мы все увидимся на обращении лорда Корнбери?

— Мы там будем. — Хирам тоже встал. — Мэтью, все это ерунда. Просто свинка с тобой играла.

— Я знаю, что это ничего не значит — я же не сказал иного. И я отвергаю мысль, что между мной и доктором Годвином есть какая-то связь. То есть… в смысле, что его убили. — «Господи, — подумал он, — что я несу?» — Увидимся днем. — Он уклонился от Сесили, с хрюканьем заходящей на новый круг, вышел в дверь и зашагал по плитам дорожки, ведущей на улицу.

«Это смехотворно!» — говорил он себе, шагая на юг. Но мозг туманили так называемые предчувствия этой свиньи — подумать только! Будто он действительно в такое верил. Ну, некоторые вообще-то верят. Говорят, что животные умеют предсказывать перемену погоды и всякое такое раньше человека, но предсказать убийство… Это уже сильно отдает ведьмовством, а значит — полная чушь.

В это прекрасное утро казалось, что все население Нью-Йорка высыпало на улицу. Оно слонялось, сидело, металось, гавкало, и все это были кошки, собаки, козы и куры. Город превратился в настоящий зверинец, как на некоторых судах, прибывающих из Англии. Трехмесячное путешествие убивало половину людей, а их живность благоденствовала на зеленых пастбищах Северной Америки.

Гончарная мастерская Стокли была одним из последних собственно городских зданий. Прямо к северу от их двери Хай-роуд уводила через поля и зеленые лесистые холмы в далекий город Бостон. Солнце рябило золотыми чешуйками на воде Ист-ривер и Гудзона, а Мэтью, поднявшись по Бродвею на перевал, увидел панораму всего Нью-Йорка — как всегда утром по дороге на работу.

Дымка от кухонных очагов и кузнечных горнов висела над желтой черепицей крыш десятков домов, лавок, мастерских и всяких служебных строений. По улицам уже двигались трудолюбивые горожане — пешком, на лошадях, на быках. Вышли на улицу разносчики, расхваливая корзины, веревки и прочие мелкие товары из телег, остановившихся на углах улиц. В движении находился и человек, похожий на скелет в лохмотьях — уборщик помета, оставленного животными на ночных улицах; он собирал его в телегу, чтобы продать на фермерском рынке. Мэтью знал, где этот человек мог бы найти настоящее сокровище: неподалеку от Слоут-лейн.