Королек – птичка певчая - [23]

У дороги я остановилась, поставила ногу на большой камень, нагнулась, развязала шнурок ботинка и принялась снова медленно его завязывать.

Когда мы очутились с Кямраном лицом к лицу, я была спокойна и даже чуть-чуть насмешлива.

– Удивительно! Вы здесь?.. Как это вы отважились совершить столь длительное путешествие?

Он ничего не ответил, лишь, робко улыбаясь, смотрел мне в лицо, словно стоял перед чужим человеком. Затем протянул мне руку. Я быстро отдернула свою и спрятала за спину.

– Мы с Мюжгян-аблой устроили себе ежевичный банкет. У меня руки липкие. Да и пыль к ним пристала… Как тетушки? Как Неджмие?

– Они целуют тебя, Феридэ.

– Мерси.

– Как ты загорела, Феридэ! Вся в пятнах.

– Это от солнца…

Тут вмешалась Мюжгян:

– Ты сам в пятнах, Кямран.

Я не выдержала.

– Кто знает, может, он без зонтика гулял в лунные ночи…

Мы рассмеялись и пошли.

Через минуту тетушка Айше и Мюжгян взяли моего кузена под руки. Соседки, которым было далеко за сорок, но которые, видимо, считали себя еще за женщин, а Кямрана – уже за мужчину, шли чуть поодаль.

Я с детьми шагала впереди, но все время прислушивалась к тому, что говорили за моей спиной. Кямран рассказывал моей тетке и Мюжгян, каким ветром его сюда занесло.

– Этим летом я так затосковал в Стамбуле! Трудно даже передать…

Я гневно топнула ногой о землю и подумала: «Конечно, затоскуешь… Упустил свою счастливую вдовушку на чужбину!..»

Между тем Кямран продолжал:

– Два дня тому назад – это было пятнадцатого числа – мы с компанией друзей поднялись ночью на гору Алемдаг. Ночь была неповторимая. Но, знаете, я не переношу утомительных развлечений! Под утро, никому ничего не сказав, я спустился один в город. Словом, мне было как-то не по себе, я заскучал и решил, что неплохо бы на несколько дней уехать из Стамбула. Но куда поедешь? В Ялова? Еще не сезон. В Бурсе сейчас адское пекло. И вдруг я вспомнил про Текирдаг. К тому же мне так захотелось вас увидеть!

В этот вечер тетка с мужем до позднего часа не отпускали Кямрана из сада. Мюжгян тоже не отходила от них ни на шаг, хотя едва стояла на ногах от усталости.

Я же старалась все время держаться в стороне, часто убегала в дом или пряталась в глубине сада.

Не помню, зачем мне вдруг понадобилось подойти к ним. Кямран обиженно сказал:

– Вижу, гостю здесь отказывают во внимании.

Я засмеялась и пожала плечами:

– Ведь говорят же: гость гостя не терпит.

Мюжгян хватала меня за руку, дергала за подол платья, словно желая остановить меня. Но я все-таки вырвалась и направилась к дому, заявив, что хочу спать.

Когда поздно ночью Мюжгян пришла в нашу комнату, я еще не спала. Она присела на край постели, заглянула мне в лицо. Чтобы не рассмеяться, я повернулась на другой бок и принялась храпеть, Мюжгян заставила меня поднять голову с подушки.

– Нечего притворяться!

– Клянусь, я спала, – ответила я, тараща на нее глаза.

Мы обе не удержались и захохотали.

Мюжгян потрепала меня по щеке.

– Мое предположение подтвердилось, – сказала она.

Я рывком выпрямилась и села на кровати, отчего пружины зазвенели.

– Что ты хочешь сказать?

Мюжгян испугалась.

– Ничего, ничего, – сказала она улыбаясь. – Только, ради Аллаха, не надо меня душить. Я умираю от усталости.

Она потушила лампу и легла в постель.

Через несколько минут я все же подошла к ней, обняла ее и прижала к груди. Но бедняжка уже спала.

– Не надо, Феридэ… – попросила она, не открывая глаз.

– Хорошо, – сказала я. – Только ты должна знать… Пока я не скажу тебе – все равно не засну.

И хоть в комнате было темно и Мюжгян лежала с закрытыми глазами, я уткнулась лицом в ее волосы и зашептала на ухо:

– У тебя в голове безумные мысли. Я понимаю… Но если ты хоть что-нибудь ему скажешь, я схвачу тебя и вместе с тобой брошусь в море…

– Хорошо… хорошо… – пробормотала Мюжгян. – Что тебе надо? – И опять моментально заснула, хотя я продолжала тихонько трясти ее.

Приезд Кямрана действительно испортил мне настроение. Я испытывала к нему смешанное чувство гнева, страха и отвращения. Это чувство росло с каждым днем. Когда мы оставались с кузеном наедине, я без всякой причины грубила ему, старалась поскорее убежать.

К счастью, Азиз-бей, муж тетки, полностью завладел гостем. Он без конца приглашал в дом приятелей, знакомил их с Кямраном, почти каждый день увозил его в экипаже на длительные прогулки или в гости к кому-нибудь из местных богачей.

Однажды утром я столкнулась с кузеном на лестнице. Кямран опять собирался отправиться куда-то в гости. Он загородил мне дорогу, потом, глянув по сторонам, словно желая убедиться, что никто не услышит, сказал:

– Я умру от столь чрезмерного гостеприимства, Феридэ.

Я прикинула, что не сумею проскользнуть между ним и лестничной решеткой, не прижавшись к нему.

– Разве это плохо? – сказала я. – Вас каждый день катают, развлекают.

Кямран иронически-грустно улыбнулся и закатил глаза:

– «Гость гостя не терпит». Но вспомнил старое правило: гость на гостя хозяину наговаривает. Смотри, и я скажу что-нибудь…

Кямран почему-то рассердился на мои слова, сказанные вечером в день его приезда: «Гость гостя не терпит». Он без конца напоминал мне об этом, стараясь тоже меня поддеть.