Королек - [41]

Гаррисон застонал и медленно сел. Он подобрал шляпу, слетевшую с его головы, и надел ее. Затем сплюнул, зарычал, тяжело дыша, и наконец произнес:

– Господи…

Гримстер наставил на него пистолет.

– Встань и повернись спиной.

Медленно, без вопросов, Гаррисон повиновался. Гримстер подошел ближе и обыскал его, ощупав карманы и похлопав по дождевику. Потом, все еще упирая пистолет в спину Гаррисона, сказал:

– А теперь сделай еще одолжение и объясни, почему тебе приказали меня убить – среди прочего.

По-прежнему тяжело дыша, Гаррисон тихо произнес:

– Джонни, ты же знаешь, что я не могу.

– Иначе я тебя убью. Избавиться от трупа не проблема.

– Тогда валяй. Я ведь собирался тебя убить. – Легкомыслие уступило место искренности. – Черт, если бы ты ударил на шесть дюймов ниже, попал бы по причиндалам и огорчил бы на всю жизнь.

– Среди прочего, – добавил Гримстер.

– Нет, Джонни, такое не для тебя – и не для меня. Ну, собрался – делай. Я дал тебе поймать лосося; сигаретку заслужил?

Гримстер сделал шаг назад, Гаррисон не спеша повернулся и достал из кармана сигареты и спички. Он прикурил, посмотрел на лежащего лосося, на торчащий из пасти крючок, на удилище, лежащее на берегу, и сказал:

– Старый добрый «Папа». В лучших семьях передается от отца к сыну. Значит, про Вальду – правда?

– Ты и сам это знал.

– Только догадывался. А ты, выходит, получил доказательства. – Гаррисон пожал плечами и чуть отодвинулся. – Так чего мне тебя бояться? Я бы убил тебя, но тебе я не нужен. Ты хочешь все сделать чисто и красиво, тебе нужен только один… причем не я. Да, Джонни, ты убийца, но у тебя главное – сантименты.

Гаррисон поднырнул под нависшую ветку боярышника у рыбацкого домика и пошел, не ища тропинки, по высокой траве, оставляя примятый след. Гримстер глядел, как Гаррисон идет к далекой железной дороге, перелезает через белую калитку – всегда закрытую, чтобы не пускать скот на полотно, – и исчезает за насыпью. И не было у Гримстера никаких чувств. Совсем никаких. Он повернулся, швырнул пистолет в реку и принялся собирать удилище. Свернутый жгутом носовой платок он продел через жабры и рот рыбы – чтобы можно было нести, и, перейдя реку вброд, побрел через лес к машине.

Сидя в машине, Гримстер снял с пальца кольцо с зарянкой. Никто не стал бы его убивать только ради убийства, даже люди Гаррисона. Гаррисон намеревался его убить, чтобы что-то взять. Среди прочего… Теперь он пожалеет об этом.

Гримстер начал внимательно изучать перстень.

Коппельстоун завтракал внизу, о вчерашнем говорил только малюсенький порез на подбородке. Анджела Пилч и Лили по утрам не спускались, предпочитая завтракать в своих комнатах. Крэнстон был в своем кабинете.

Гримстер заметил:

– Вы сегодня должны чувствовать себя ужасно.

– Я каждое утро должен, – улыбнулся Коппельстоун, – но не чувствую. Извините, что я вас покинул, – отвык от компании. Что, поймали утром рыбу?

– Двадцать фунтов, отличная добыча. Спасибо Гаррисону.

– Гаррисону?

Не называя имени Вальды, Гримстер пересказал все, что случилось, и добавил:

– Зачем Гаррисон хотел меня убить?

– Понятия не имею. Разобраться с ним?

– Пусть решает сэр Джон. А я знаю, что он может попытаться снова. Так что буду готов. – Гримстер откинулся в кресле и поиграл кофейной ложечкой. – Беда Департамента в том, что там усложняется простое и очевидное.

– Департамент – власть сама по себе. Сатанинская, хотя сам сэр Джон считает себя Папой. Цель оправдывает средства, все грехи отпускаются, а премьер-министр и весь кабинет на Даунинг-стрит с ума сошли бы, если бы знали, что там творится. Разумеется, они не знают и знать не хотят. Мы – департамент грязных средств: средств экономить деньги, обманывать работящих и талантливых, холить и лелеять легендарное чудовище, которое мы зовем национальной безопасностью. Департамент мог сыграть с Диллингом честно – исследовать изобретение и дать хорошую цену. И тогда мы с вами не сидели бы тут, а сэр Джон довольствовался бы ролью мирового судьи в масштабах страны и свой садизм применял бы к нарушителям дорожного движения и к случайным педофилам. Беда с государственными учреждениями, особенно связанными с обороной и безопасностью, в том, что они становятся автономными, обожествляют себя и отдаляются от жизни, которую знает человек с улицы. Да вы и сами понимаете.

– Иногда полезно снова услышать. В этом году сэр Джон, как обычно, проведет здесь две недели?

– Да. В следующем месяце. А что?

– Просто, когда разберемся с делом Диллинга, я с удовольствием здесь недельку порыбачил бы. Не хотелось бы с ним пересечься.

Гримстер сидел спокойный и расслабленный – не новый человек, но словно воспрянувший, сбросивший давний груз. Сначала следовало кое-что сделать, но впереди манило удовольствие – он знал, что убьет сэра Джона. Все сложилось, правда о Вальде вышла наружу. Умственным взором он уже выбрал место, время и способ. Мысли об этом были на удивление невинны и приятны – как ожидание рождественского утра и обещанных подарков. Мать всегда радовала его подарками.

После завтрака Гримстер поднялся в номер Лили. Девушка, сидя у окна, читала «Дейли мейл». Она улыбнулась и пожелала доброго утра, потом сказала: