>Бетя входит с чайником.
Эрш. Что так долго?
Бетя. Времени у тебя нет? Успеешь! Возьми, мать, чайник.
>Бетя села за работу. Роза кашляет; встает, достает стаканы из шкафчика, наливает чай Эршу и Чарне.
Роза. Если хотите чаю, Шмиль, то налейте себе стакан.
Чарна. Ай, чай! Спасибо вам, Роза. Душа обрадовалась от тепла. Ай, спасибо вам.
>Входит рабочий Арн. Густая черная борода. Взгляд исподлобья.
Арн (Давидке). Ты уже здесь? Соберутся сегодня?
Давидка (нехотя). Не знаю… Меня не спрашивай…
Бетя (сердито). Могли бы не приходить сюда, Арн… Соберутся не соберутся – не ваше дело. Без вас обойдется. Ступайте и полижите лучше ноги у Гросмана.
Арн. Что значит – полижите ноги у Гросмана? Вы разве были при этом?
Бетя. Не стройте из себя дурачка, мы это понимаем. А еще рабочий, товарищ!
Арн. Таки рабочий и товарищ. Знайте это. А то что же, миллионер?
Бетя. Гнилые штучки. Все знают, что вы приходите выведать что-нибудь, а потом доносите Герману. Когда-нибудь это кончится плохо…
Арн. Не пугайте меня. Разве я доношу? Они выдумали про меня. Рабочие сердиты за то, что я получаю не восемьдесят копеек, а рубль в день. Вот вся правда. А если я получаю больше других, то во мне все пороки. Почему же вы не спросите, отчего я получаю больше? Прямой ответ: я работаю лучше.
Давидка. Этого не говори. Мы все хорошо работаем.
Эрш. Перестаньте, прошу вас. Ссориться ступайте на улицу.
Бетя. А кого видели на черном ходе у Германа?
Арн. Что же я должен делать? Раз меня позвали, я должен был явиться. И почему мне скрывать, что я против забастовки? Я всегда был против этих проклятых забастовок. Хозяин дает нам хлеб, мы обязаны верно служить ему. В прошлом году у меня заболел ребенок. Благодаря кому его приняли в больницу? Благодаря Герману.
Бетя. Сколько он вам обещал за ваши речи?
Шмиль. Ай-ай-ай, Арн!.. Начнется это и сметет вас, как соломинку. Что вы становитесь против ветра, когда поднялась буря?
Давидка. Вот это, Шмиль, я и хотел сказать. Ты таки против забастовки, ругаешь ее, а все-таки что-то тянет. Покажешься на улице, – там забастовки, здесь забастовки. Что-то нехорошее носится в воздухе, и думаешь: разве я не человек? Да, у себя дома, когда видишь эту кучу детей с раскрытыми ртами, эту низенькую комнату, где по стенам всегда ползет вода, и эти слезы и проклятия, тогда падаешь духом.
Арн. Потому что ты дурак. Нужно иметь крепкую голову. Где ты видишь это хорошее? В смуте? Спрячут ее в карман, эту смуту.
Эрш. Возьми у меня стакан, Роза. Сяду работать.
Роза. Ты мог бы уже отдохнуть. (Берет у него стакан. Давидке.) Арн говорит правду. Ай, мы будем плакать. На свои годы будем плакать.
Давидка (Бете). Ну как мне, Бетя, знать, что делать? Слушаю его и уже начинаю колебаться. В самом деле, чем это кончится? Видите! Вот мы хотим, – вот мы боимся.
Бетя (встает в гневе). А я хочу, чтобы он ушел отсюда. Сейчас же! Ну, Арн, марш отсюда! И берегите свои бока. Я от Мирона знаю, кто ведет это подлое дело. Наступило время, когда рабочие становятся сознательными, и вот являются подлецы, которые портят рабочее дело. Можете передать Гросману, что ему это даром не пройдет. Думает, что если можно подкупить таких подлецов, как вы, то рабочие откажутся от своих требований…
Роза (Эршу). Хочу увидеть, как ты ей закроешь рот. Покажи хоть раз.
Эрш (хмуро). Оставь меня в покое. Начну плакать: не мучьте меня.
Арн (вдруг встает). Ну хорошо, хорошо, я запомню ваши слова.
Бетя. Можете даже записать их. Он запомнит! Выходи отсюда! Вон, изменник, предатель, подлец!.. Подожди, придет на вас смерть.
Арн (стоя у дверей). Посмотрим, на кого. (Уходит.)
Шмиль. Вот хорошо. Славно ты его отделала.
Роза. Ну жизнь теперь!.. Славная жизнь.
>Шмиль смеется.
Желтым смехом вам смеяться. (Кашляет.) В печенке вы сидите у меня со своим смехом.
Нахман (входит; навеселе. Грубым голосом). Ну добрый вечер. Хороший дождик на дворе. Если бы такой в апреле, то сказали бы: будет хороший урожай. А мне все равно.
Роза. Смотри-ка, он уже пьян… Черная оспа убила бы тебя.
Шмиль. Хватили уже рюмочку, Нахман?
Нахман. Почему не хватить? Мне все равно.
Роза. Иди уже спать, несчастье мое!..
Нахман. Назло тебе буду сидеть здесь. Мне все равно.
Эрш (тихо). Ступай спать, Нахман. Ты кричишь, а нам нужно работать.
Нахман (вспыхнул. Бьет себя в грудь). А я не работал сегодня? Не перетаскал на этих плечах тысячи пудов? Не издыхаю, как лошадь? Так, значит, мне плакаться? Лежу в земле. У города ведь такие лапы – с крючками… Так что же? Молчу… Может быть, тоже, как другие, хотел бы свет увидеть? Может быть, землю хочу грызть? Жалуюсь я кому-нибудь? Мне все равно… Вот у меня сорок копеек осталось. Возьми мои сорок копеек.
Эрш (тихо). Не надо. Оставь у себя.
Нахман. Может быть, и я хотел учиться? А я должен быть скотиной. Ну?.. Так мне все равно.
Роза. Что значит – не надо? Возьми у него. (Нахману.) Дай сюда деньги.
Нахман (смотрит на нее). Вот тебе не дам. Хотела ты посылать меня в школу? Только и знала: ступай работать! И теперь я скотина. Не дам тебе денег.
Роза (плачет). Взял бы тебя бог у меня!..
Нахман. Послушает тебя бог. Как же!.. (Идет к дверям.)
>Входят рабочие с мельницы, русские и евреи, здороваются и рассаживаются как попало. Нахман оглядывает их.
