Король Яяти - [17]

Неужели отец расскажет о проклятии, которое лежит на нем и на его злосчастных потомках?

— Яяти, ты с детства слышал, что твой отец одолел в поединке бога Индру, короля богов, и был готов взойти на небесный трон. Но не пришлось мне воссесть на престол Индры — а знаешь ли ты отчего?

— Я ничего об этом не знаю…

— Предвкушение неограниченной власти изменило меня. Запомни, Яяти: гордость и гордыня не одно и то же. В моей гордыне я решил супругу Индры взять в наложницы. Она склонилась перед моей волей, но поставила условие — я должен был за ней приехать в экипаже, которого не видывали ни люди, ни боги. Я повелел, чтобы величайшие из мудрецов несли мой паланкин, украшенный драгоценными камнями со всей земли. Подгоняемый нетерпением, я пнул одного из мудрецов, требуя, чтоб тот бежал резвее… И угодил в голову премудрого Агастьи. Агастья меня проклял…

Отец уже не мог отделять слова друг от друга, он задыхался… Мне казалось, будто он начинает бредить…

Но он снова показал мне глазами на кувшин с вином. Я наполнил чашу и поднес ее к губам отца, стараясь не видеть его лицо…

И снова вино укрепило его силы, губы шевельнулись, готовясь говорить дальше…

— Отец, — остановил я его, — вам нужно отдохнуть! Вы можете продолжить завтра…

— Завтра? — Вся горечь мира прозвучала в этом вопросе.

Отец надолго смолк, будто забыл о моем присутствии. Наконец, он произнес:

— Я, король Нахуша, как и дети мои, как дети детей моих, — никто из нас не изведает счастья. Таково было проклятие Агастьи. И добро и зло, содеянные раз, многократным злом отзываются через поколения и поколения — закон этот непреложен во всей подлунной. Яяти, твой отец виноват перед тобой, прости отца за зло, совершенное в ослеплении страстью. Сын, помни обо мне и никогда не разрывай узы долга, которыми соединено все во Вселенной. Ибо именно это сделал я…

Отец закрыл глаза, лицо его потемнело, губы чуть двигались, и я уже не мог расслышать слов. Я наклонился к нему, и мне показалось, что он пытается выговорить: «Проклятие… Яти… Смерть…»

— Яти не умер, — наугад сказал я. — Яти жив, отец.

И снова силы возвратились к отцу.

— Где он?

— Я его встретил, когда следовал за конем победы.

— И ты молчал так долго? — дрожащим голосом спросил отец. — Почему? Боялся, как бы Яти не занял мой престол?..

Лицо его перекосилось в жуткую гримасу.

— Мама! — вскрикнул я.

Вбежала мать, за ней — лекарь, слуги… Лекарь умело приподнял голову отца и смочил его губы эликсиром, который тут же подействовал — отец задышал ровнее и спокойнее. Он обратился к министру:

— Близится конец. Подай печать, вырезанную в честь моей победы над Индрой. Я хочу видеть ее, умирая. Воитель должен умирать в лучах победы!

Мать явно испугало упоминание победы над Индрой. Но она не смела противоречить.

Министр вручил отцу печать.

— Печать победы! — слабо улыбнулся отец. — Но почему я не вижу знаков моей боевой славы? Где лук и стрелы на печати? Мой лук… стрелы, мной выпущенные…

Отец поворачивал печать в пальцах.

— Яяти! — позвал он. — Здесь вырезана подпись?

— Да, отец.

— И что написано?

— «Победа, победа короля Нахуши».

— Почему я не вижу этих слов? Все видят, кроме меня! Все в заговоре против меня, даже вещи… — Он заплакал, — Не вижу, ничего вижу… Победа короля Нахуши — ложь! Король Нахуша сегодня разбит наголову, он побежденный, а не победитель. Побеждает смерть… Смерть… я ничего не вижу… я… я…

Отец лишился чувств. Мать больше не пыталась сдерживаться и рыдала в голос. Лекарь с помощью слуг хлопотал вокруг отца, отирая пахучим эликсиром его лицо, вливая ему в рот снадобье за снадобьем.

Смерть проскользнула в королевскую опочивальню. Ее никто не видел, но тень, отбрасываемая ею, упала на лицо каждого.

Не в силах вынести ее присутствия, я выбежал, закрыв руками глаза. Мне хотелось плакать, но слез не было.

Наконец, ко мне вышли главный министр и лекарь. Лекарь коснулся моего плеча:

— Принц, успокойтесь, его величеству немного лучше. Но теперь нам остается только уповать на бога. Вам лучше отдохнуть пока в Ашокаване, принц. Если будет нужда, за вами пошлют.

Колесница помчала меня в Ашокаван королевской дорогой. Вечерний воздух веял прохладой, и дорога была полна гуляющих: куда бы я ни глянул, я видел беспечные, веселые, смеющиеся лица. Мне стало еще горше от вида чужого счастья.

Мукулика ждала меня у врат Ашокавана, но я прошел мимо нее, не сказав ни слова. Она последовала за мной в покои, желая помочь мне снять запыленную одежду, но я жестом приказал ей остаться за дверью. Она повиновалась и только робко взглянула на меня.

Позднее Мукулика постучалась в опочивальню — спросить, когда я буду ужинать.

— Завтра утром, — сказал я в ответ, — ты отправишься во дворец. Запомни — ты здесь появишься не ранее, чем я за тобой пошлю.

Меня душил гнев. Я ненавидел себя, ненавидел весь мир, ненавидел жизнь, смерть и Мукулику. Я не вдумывался в смысл собственных слов, мне хотелось, чтобы меня никто не трогал.

Я лег, не сняв одежды.

Отец. Печать победы, его стремление еще раз прочитать гордые слова — и неспособность разобрать их. Значит, вот так играет с человеком смерть: отнимет зрение, потом вернет, чтобы отнять опять… Не только зрение. Во всех концах света прославлен отец тем, что самого бога Индру поставил на колени, а сейчас он и рукою двинуть не в силах. Еще немного — и его тело будет лежать безжизненное, как бревно.