Король Яяти - [14]

— Я провинилась, принц?

«Не ты, а я». Этого я не сказал — только подумал, продолжая в молчании смотреть на Мукулику.

В дверь постучали. В опочивальню быстро вошел слуга и с поклоном подал свиток.

— Ваше высочество, главный министр повелел без промедления вручить вам!

Это было письмо от Качи.

Кача писал:

«Принц, мне тоже вскоре предстоит оставить обитель. Мы без помех завершили жертвоприношение, но война между богами и асурами все же вспыхнула. Если помните, принц, еще в вашу бытность в обители ходили слухи, будто святой Шукра взрастил в себе способность возвращать мертвых к жизни. Шукра действительно обрел эту силу — сандживани, и поскольку теперь он может воскрешать павших воинов, что воспрепятствует войне?

Война и насилие всегда казались мне противными природе человека. Как прекрасен и богат этот благословенный мир, сотворенный высшими силами. Разве не может человек жить в нем, вкушая покой и счастье? И хоть мне кажется, что это вполне возможно, я не знаю, наступит ли время, когда человек поймет бессмысленность войны. Сейчас мечтать о мире — все равно что тянуться рукою к луне!

Нет сомнения — боги потерпят поражение. Что мне делать? В войнах не бывает победителей, но как же трудно быть отрешенным свидетелем поражения тех, на чьей ты стороне. Мой долг — помочь богам избежать разгрома. Но как? Я провел много бессонных ночей, тревожимый этими мыслями. Однажды я всю ночь ходил по дворику обители. Надо мной искрилось небо, усыпанное звездами, но неспокойный разум мой был погружен во мрак. Перед рассветом я понял, что нужно делать. Нет, не разумом — озарение вдруг осветило мне путь, и понимание пришло, как стихотворение приходит к поэту.

Ни одна из сторон не смеет обладать уверенностью в своей безнаказанности — иначе война захватит весь мир. Боги сумеют противостоять асурам, если станет им известен секрет сандживани… Я подумал, что Шукра согласится посвятить в тайну лишь того, кто станет его любимым учеником. И потому я отваживаюсь отправиться во владения короля Вришапарвы и, припав к ногам учителя, молить его принять меня. Быть может, он посвятит меня в секрет сандживани. Но может случиться и так, что я сложу там голову.

Святой Ангирас благословил меня. Благословляя, он сказал: ты брахмин, а значит, по рождению тебе назначено владеть знанием. Поистине, ты отправляешься на поиск знания, однако цель твоя скорее подобает кшатрию. Я ответил: будь принц Яяти здесь, мы бы вместе отправились во владения асуров. Принц исполнял бы долг воина, а я отдался бы обретению знания.

Я думаю, принц, нет порока в том, чтобы люди разных каст совместно исполняли долг человечности. Разве не смешиваем мы воды разных рек, чтобы омыть изображение бога перед молением?

Ангирас посылает вам благословение, и мы вместе молимся о скорейшем выздоровлении короля Нахуши».

Письмо Качи смутило мою душу. Кача рискует жизнью во имя того, что считает справедливым. И во имя тех, на чьей он стороне. А я? Прошлой ночью я позабыл о том, что отец лежит на одре смерти, так погружен я был в радость жизни.

Должен ли я стыдиться этого?

Чувство вины лишило меня покоя. Если не виноват, то почему вдруг загудел весь улей, едва я прикоснулся к меду, и пчелы так больно меня жалят?

Отцу не становилось лучше.

Мать сидела в молитвенной позе перед крохотным золотым алтарем, который установили в отцовских покоях.

Я сел рядом, и она легко провела рукой по моему плечу — будто сама любовь прикоснулась ко мне.

Глухая тоска охватила меня от вида истаявшего материнского лица и изваяний, перед которыми она замерла. Только одно могло спасти меня от тоскливого страха — память о том, что было ночью…

Мать закончила молитву, я помог ей подняться на ноги. Посмотреть ей в лицо я не смел.

Заметив, что я прячу глаза, она спросила:

— Что ты скрываешь от меня, сын? Тебе, наверное, даже в Ашокаване не спится по ночам… Нельзя так, сын. Тревожные ночи подтачивают молодые силы. Брать на себя бремя страданий другого — удел тех, кто пожил на свете. А тебе нужно отвлечься — музыка, танцы, представления помогут тебе рассеяться.

И, обращаясь к главному министру, который как раз присоединился к нам, спросила:

— Достаточно ли удобно устроен принц в Ашокаване?

— Ваше величество, — откликнулся министр, — я лично проследил за тем, чтобы принц ни в чем не нуждался. В Ашокаване новая прислужница, Мукулика. Она недавно взята ко двору, но показалась мне весьма сообразительной. Ей наказано следить, чтоб исполнялись все желания его высочества.

Да неужели… Сердце мое оборвалось.

— Не сомневаюсь, вы обо всем подумали, — продолжала королева, — но мой сын тоскует. Я бы хотела, чтобы он отвлекся от тягостных мыслей.

— Мадхав, средний сын придворного стихотворца, славится как знаток и ценитель искусств. Речь его тонка и изящна, беседа с ним услаждает ум. Я распоряжусь, чтобы его пригласили к принцу.

Я попытался, улыбнуться:

— Велите этому Мадхаву найти для меня собеседника, которого занимают не стихи, не танцы, а вопрос о том, зачем живет на свете человек. И для чего он умирает.

…Мадхав действительно повел меня в дом к известному философу, к человеку, о великой учености которого слагались легенды. По дороге, однако, Мадхав развлекал меня презабавными историями о пандите.