Король в Хорм Эль-Хагаре - [2]

В центре каменистой возвышенности, к которой они направлялись, уходил глубоко вниз длинный раскоп; его крутые склоны были срезаны с поразительной точностью. На самом дне, посреди очень широкой и плоской ямы, мертво застыла разрушенная колоннада — главный фасад древнего дворца. За ним, на первый взгляд, казалось, в беспорядке, сталкивались углы, геометрически правильные тени, темнели прямоугольные глазницы входов и окон, словно свидетельствуя о том, что и здесь, в этой вымершей пустыне, некогда царил человек.

Из присущей ему скромности Леклерк лишь мельком упомянул о трудностях, с которыми пришлось столкнуться при раскопках. Пока не начались работы, все — до самых верхушек колонн и главного фасада — было погребено под песком и обломками. Поэтому пришлось вынуть, поднять и переместить горы песка и камня; а чтобы добраться до первоначального уровня здания, надо было снять в отдельных местах слой глубиной не меньше двадцати метров. Все эти работы были выполнены еще только наполовину.

— Ка… дно… н… лись… копки? — спросил клохчущим голосом граф Мандранико, забавно открывая и закрывая рот.

Не разобрав ни слова, Леклерк метнул быстрый взгляд на барона. Тот, должно быть, давно привык к трудностям подобного рода, ибо с бесстрастным выражением лица тотчас объяснил:

— Граф желает знать, как давно начались раскопки. Чуть заметное возмущение прозвучало в его словах, словно само собой разумелось, что старый король должен говорить именно так и нечего этому удивляться.

— Семь лет назад, господин граф, мне повезло самому начать их… Вот здесь, нам лучше спуститься здесь, дальше будет везде ровно… — сказал он, словно желая скрыть своим смущением замешательство дряхлого графа: им предстояло спуститься по крутому осыпающемуся склону.

Барон вновь предложил руку и на этот раз не был отвергнут: они начали осторожно спускаться вниз — барон подлаживался под шажки старика. Леклерк из чувства почтения тоже спускался очень медленно. Спуск был крут, воздух нагревался все сильнее, тени становились короче; с противоположного края раскопа доносились размеренные глухие удары, словно там кто-то трамбовал землю. Знатный гость слегка волочил левую ногу, и его белый кожаный ботинок запылился.

Когда они достигли конца спуска, высокая насыпь скрыла бараки на огороженной площадке раскопок. Вокруг были лишь древние камни и почти отвесные осыпающиеся известковые склоны. К западу они постепенно повышались, крутые уступы образовали настоящую гору, голую и выжженную солнцем, как и все вокруг.

Леклерк любезным тоном давал пояснения, и граф Мандранико каждый раз поворачивался к нему и легонько кивал головой, но как-то механически, лицо его по-прежнему ничего не выражало, — наверно, он не слушал Леклерка. Вот колоннада перед входом, туловище сфинкса с отбитой мужской головой, тщательно выполненные, но почти стершиеся от времени барельефы, на которых угадываются фигуры богов и царей. Глухие, почти отвесные склоны, древние стены хранили свои тайны от человеческих глаз.

И тут внимание чужеземного гостя привлекли странные облака в небе, медленно поднимавшиеся из самого сердца Африки. Они были обрублены сверху и снизу, будто кто-то ровно обрезал их ножом, а по бокам бурно пенились и пузырились, образуя причудливые воронки и водовороты. С детским любопытством граф указал на них тросточкой.

— Облака пустыни, — объяснил Леклерк, — без головы, без ног… Похоже, будто их сплющили между двумя крышками, не правда ли?

Граф, позабыв о фараонах, несколько секунд не отрываясь смотрел на облака, потом с живостью обернулся к барону и что-то у него спросил. Барон, не в силах скрыть смущения, стал пространно извиняться, но лицо его продолжало хранить торжественное и скорбное выражение. Нетрудно было понять, что Фантин забыл захватить с собой фотоаппарат. Не скрывая раздражения, старик повернулся к нему спиной.

Они вошли в первый двор, полностью разрушенный. Только симметричное расположение руин приблизительно указывало, где высились некогда колоннады и стены. В глубине двора сохранились две покосившиеся массивные плоские башни, соединенные невысокой стеной. Стена слегка отступала назад, и в центре ее открывался проход. Это был фасад здания. Леклерк обратил внимание своих спутников на барельефы — две огромные человеческие фигуры, каждая занимала две стены: фараон Менефтах II был изображен охваченным благородной яростью битвы.

На пороге храма появился пожилой мужчина в феске и длинном белом бурнусе; подойдя к Леклерку, он начал взволнованно говорить ему что-то по-арабски. Леклерк отвечал, покачивая головой и улыбаясь.

— Извините, что он говорит? — не сдержав любопытства, спросил лейтенант Кристани.

— Это один из моих помощников, грек, который знает теперь больше меня: он ведет раскопки по крайней мере лет тридцать.

— Что-нибудь случилось? — не отставал Кристани, уловивший несколько слов из их разговора.

— Обычные выдумки, — сказал Леклерк, — он говорит, что сегодня боги неспокойны… Он всегда говорит так, когда дело не ладится… Им никак не сдвинуть каменную глыбу, она сползла с катков, и теперь придется снова устанавливать лебедку.