Король — узник Фантомаса - [67]

Жюв не знал, какие воротнички носит король Гессе-Веймара, но зато он точно знал, что Фандор носил воротнички 38 размера, и сам Жюв нередко подшучивал над своим другом по поводу его тонкой шеи… Таким образом, он теперь точно знал, что человек в «Рояль-Паласе» не был Жеромом Фандором!

Час спустя, около половины одиннадцатого, Жюв был уже возле «Рояль-Паласа». Разумеется, он не стал рисковать и просить аудиенции у короля. В этом и не было необходимости. Он знал, что в отеле он встретит много своих коллег и может рассчитывать на их помощь, чтобы увидеть короля…

И действительно, не прошло и двадцати минут, как Жюв вышел из дверей отеля, опустив голову и ворча себе под нос:

— Тысяча чертей! Это самый что ни есть настоящий Фридрих-Христиан! Но где же в таком случае Фандор?.. Ну и чёртова карусель: то один исчезает, то другой! Лично я предпочёл бы, чтобы в нетях находился король… Я за него не стал бы переживать… В то время как Фандор!..

Тут Жюв улыбнулся и успокоил себя:

— Ба! Что это я так разволновался? Вполне возможно, что, разыскав короля, Фандор преспокойно удалился восвояси и сейчас сидит у себя на квартире… Я увижу его, и мы вместе придумаем, как разыскать королевский алмаз и схватить Фантомаса!..

25. Я ДОЛЖЕН ЖИТЬ!

— Я должен жить! Я должен бороться до конца!

Во мраке темницы, куда он сам себя заточил, Фандор вновь и вновь повторял эти слова, борясь с отчаянием. В момент, когда состоялся его разговор с Фантомасом, у него оставалось ветчины на два раза и воды всего на один день… Теперь у него не осталось ничего. Его терзали голод и жажда, и он чувствовал, как жизнь, капля за каплей, уходит из его тела.

Конечно, Фандору было известно: человек может жить несколько суток без еды и даже без воды. Находясь на свободе, занятый делами, он мог бы целый день не вспоминать о еде. Но при этом он знал, что в любой момент может утолить голод и жажду. Сейчас, в этой темнице, откуда не было выхода, всё было иначе. У него не будет ни еды, ни питья ни сегодня, ни завтра, и все последующие дни превратятся для него в медленную агонию. Временами его охватывало такое отчаяние, что он забросил свой браунинг в узкую расщелину, откуда его было невозможно достать. Он сделал это, чтобы избежать соблазна самоубийства…

Понимая беспочвенность своих надежд на приход Жюва, он цеплялся за них, как утопающий за соломинку. Он напрягал слух, стараясь уловить какой-нибудь необычный шум, и временами доходил до слуховых галлюцинаций.

Неожиданные воспоминания всплывали из глубины его сознания. Он вспоминал книги, прочитанные давным-давно, ещё в детстве, всякие рассказы о путешествиях и приключениях, о людях, которые оказывались в таком же положении, в котором теперь находился он сам. Он думал о путешественниках, замурованных обвалом в горной пещере или унесённых на льдине в открытое море; об отважных охотниках, в последний момент извлекавших несчастных из западни или спасавших пленников, оказавшихся во власти кровожадного племени; он думал о шахтёрах, погребённых в глубинах земли взрывом рудничного газа и медленно агонизирующих, в то время как спасатели пробиваются к ним на помощь… И среди всех этих историй, вымышленных или реальных, его собственная казалась Фандору самой ужасной. Ибо ему неоткуда было ждать помощи! Его темница вскоре должна стать его гробницей!

В моменты отчаяния он бросался на земляной пол и лежал неподвижно, как мертвец, хотя был ещё жив. И его страдания усиливались, когда он слышал грохот метро, проносившегося под ним на расстоянии нескольких метров, или шум автобусов, пересекавших площадь Согласия. Он агонизировал в центре огромного города, заполненного людьми, и никто об этом не знал, никто не мог прийти ему на помощь!

Да, кругом кипела жизнь, парижане были заняты делами или удовольствиями. Неужели всё ещё существуют Елисейские Поля, где на лавочках, обнявшись, сидят влюблённые? Неужели птицы всё ещё щебечут в древесной листве? Неужели в аллеях парков играют и смеются дети? Может быть, вся прошедшая жизнь пригрезилась ему во сне, или, наоборот, его нынешнее состояние было кошмаром и надо было сделать усилие — и пробудиться!..

Накануне он забыл завести часы, и теперь не знал, который час. Утро сейчас или вечер? Светит ли холодное зимнее солнце, или ночной туман поднимается над Сеной? Или же вечерние огни озаряют струи фонтанов, немолчный плеск которых он слышал у себя над головой.

«Мне кажется, сейчас должно быть около семи вечера, — думал Фандор. — В это время люди разъезжаются с работы и автобусы едут с увеличенной скоростью…» А потом наступали моменты полной прострации, когда он не думал ни о чём и как бы уже погружался в небытие.

Иногда он громко кричал, понимая, что это ни к чему не приведёт: его вопли отзывались вовне мелодичным звоном бронзы, и прохожие с удовольствием прислушивались к тому, что они называли «пением фонтанов».

Но энергия и воля к жизни были в нём сильнее отчаяния. Вскочив на ноги, сжимая кулаки, он повторял:

— Я хочу жить! Я должен жить! Я буду жить!.. Я должен отыскать путь к спасению… А если мне суждено умереть, то я умру, сражаясь!