Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля - [113]
Попытка купить редкий старинный Buick и засластить им горькую память о «Четыре с четвертью» не увенчалась успехом. «Это было последнее увлечение Виктора, — говорит Новиков. — Buick 30-го года был привезён из Америки строителем Горьковского автозавода. Он так его полюбил, что боялся выезжать на улицу, и до 80-х годов автомобиль так и простоял в гараже в хорошем состоянии. Луи не проявил достаточной энергии, и Buick у него увели из-под носа. Потом он долго пытался его выкупить у нового владельца, уже не за тридцать тысяч рублей, а за пятьдесят, но не успел».
Так что же всё-таки это было? Что спровоцировало пожар?
Позднее, успокоившись, Виктор изложит верному Михмиху следующую версию: в поджоге он подозревает кого-то из гостей, которые в тот день приезжали к нему на ланч. Один из них мог, ритуально осматривая гараж, оставить там зажигательную ручку или иной неприметный джеймс-бондовский «гаджет», который и сделал своё дело.
Но — кто?
Он, может быть, и знал, но никому не сказал. Часть друзей Луи не верит в теорию заговора. Другая часть — в диверсии даже не сомневается. Римма Шахмагонова намекает, что спалить гараж из мести могли не диссиденты «вообще», а кто-то из экстремистски настроенных жертв его пиар-войн. Её дочь Екатерина, дружившая с сыновьями Луи, скорее склонна видеть в этом не политический теракт, а «месть черни буржуям». «Когда он проезжал по территории на очередной своей иномарке, — вспоминает она, — многие местные «баковские» зеленели от злобы и зависти. Этим должно было кончиться». Марина Голынская её поддерживает: «Писательские дети, они всё это слышали: что противный, что «стукач». Откуда, мол, деньги такие?
Это всё рождало агрессивную зависть. Поджогов там, в Переделкине, было предостаточно».
Так судьба Bentley мистическим образом связала два пожара: на даче художника, от которого машину унаследовал Луи, и на даче самого Луи.
Он хорохорился, убеждал всех, что пожар в гараже — вещь проходная, но это была фальшпанель: Луи медленно сдавал. Как тает филигранная ледяная скульптура при первых лучах тепла, так и твердыня этого человека словно растворялась, чёткие грани — оплывали. С фотографий 1986 года на нас смотрит не былой щёголь, а какой-то окуклившийся в своём плаще человек с усталым, слегка одутловатым лицом.
«У него была ещё и душевная обида, — говорит Римма Шахмагонова. — Потому что он был уверен, что это поджог. Ну за что? За что? Кто так мог обозлиться, что взял да и спалил гараж с машинами? Он сидел растерянный, обескураженный от этой обиды. Ну ненавидишь человека — убей его, в конце концов. Но спалить любимые машины…».
Виктор Горохов был участником одной мизансцены лета того же года, когда Луи попросил поехать с ним на кладбище к маме и бабушке. Идя по аллее, что сразу за монументальной постройкой колумбария, он бросил вроде бы хохмаческую, но полную обречённости фразу: «Иду вдоль могил, а как будто вдоль столиков в «Национале» и раскланиваюсь…».
Как же они жгли в этом «Национале»! Виктора Луи, среди прочих тусовщиков эпохи, позднее вспомнит даже достигший занебесных высот Андрей Кончаловский. А каким шиком на грани фола считалось занять столик у окна, заказать жюльены, фирменный судак «Орли», как парижский аэропорт, сто пятьдесят коньяка, правда армянского, к которому Луи почти не прикасался, кофе, а потом отпускать рисковые шуточки, кивая головой на окно. А за окном — Кремль…
На кладбище между друзьями имел место такой диалог:
— Нелегко приходить на свою могилу, — сказал задумчиво Луи.
— Вить, да ты что?! — искренне не понял Горохов.
— Да всё о-кей. Я уже отдал распоряжения. Вы меня похороните здесь, рядом с мамой.
Помолчав немного, повторил то, что часто повторял:
— Вить, я очень боялся умереть за колючей проволокой, меня мутило от одной только мысли быть сваленным под номером, как полено, в общую могилу. Так что здесь лежать — одно удовольствие.
На рубеже 86–87 годов стало ясно, к чему был весь этот декаданс.
Луи снова испрашивает визу в Америку. Несмотря на разгромный доклад Госдепа — вот удивительный американский менталитет! — визу ему выдают: в графе «Цель визита» Луи указывает «лечение». Под перестройку американцы махнули руками уже на всё.
На этот раз Виктору было не до авантюр: он правда прибыл на обследование. Он уже давно подозревал, что с печенью что-то не то. Что-то серьёзнее, чем спина, которую лечил в Израиле, чем нога, которая не вылечивалась больше, чем было возможно. Апатия, дурное самочувствие, странные ощущения, да ещё и возникшее не пойми откуда похожее на икоту подкашливание: друзья говорили, что это может быть плохим признаком.
Обследование подтвердило худшие догадки: онкология.
— Что делать? — спросил он у знакомого доктора.
— Ничего, — ответил тот после паузы.
Ничего…
На его месте другой бы запаниковал, потом впал в депрессию обречённости, умер бы ментально раньше физической смерти. Другой бы отнёсся к смерти философски, как дзэн-буддист: прожил интересную жизнь, заработал денег не на одно поколение вперёд, пора и честь знать…
Но для Луи всё это были «неправильные» ответы. В том, что что-то делать было надо, сомнений не было, но — что? Можно как-нибудь продлить жизнь? Выторговать? На что-нибудь обменять? Купить?
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Евгений Иванович Чазов в течение двадцати лет (с 1967 по 1986 г.) возглавлял 4-е Главное управление при Минздраве СССР, которое обслуживало высших руководителей Советского Союза. Именно в это время состоялся так называемый "хоровод смертей", когда один за другим умерли три Генеральных секретаря ЦК КПСС (Брежнев, Андропов, Черненко), несколько членов Политбюро ЦК КПСС (Гречко, Кулаков, Суслов, Пельше, Устинов), ряд секретарей обкомов и крайкомов партии. Если некоторые из этих смертей можно объяснить преклонным возрастом умерших, то другие загадочны и вызывают множество вопросов. Е. И. Чазов по долгу службы обязан был знать всё о состоянии здоровья и причинах смерти своих подопечных; в своей книге он рассказывает, как уходили из жизни советские вожди, а также делится воспоминаниями об обстановке, которая сложилась тогда в высших эшелонах власти.
Манипуляция подчиняет и омертвляет душу, это антихристианская сила, прямое служение дьяволу. Не будем возноситься так высоко, рациональный подход и даже просто здравый смысл ведут к выводу, что для России переход к манипуляции сознанием как главному средству власти означает разрушение нашего культурного ядра и пресечение цивилизационного пути.В последние десятилетия положение тех, кто желал бы сохранить свое «Я» и закрыться от манипуляции, резко изменилось: наука и технология дали для манипуляции столь сильные средства, что старые системы психологической защиты людей оказались беспомощны.
Есть в интеллигентной среде так называемые «неприличные темы», которые мало кто рискнёт затронуть: мировой заговор, протоколы сионских мудрецов, «кровавый навет» и т. п. Исраэль Шамир, журналист и писатель, рискнул и объявил крестовый поход против ксенофобии, шовинизма и сионизма. Он посмел тронуть «за живое» сионских мудрецов. Шамир ненавидит насилие во всех его проявлениях, особенно насилие власти над «маленьким человеком», будь это еврей, палестинец, американец или русский. «И если насилие не остановить, — говорит он. — Апокалипсис неизбежен».
Выход В. Путина на политическую арену в РФ у всех в памяти: никому не известный подполковник КГБ вдруг оказывается в окружении А. Собчака, тогдашнего лидера питерской демократии. Затем Путин перебирается в Москву, где будто по мановению волшебной палочки быстро растет до главы КГБ-ФСБ. Из этого кресла вскоре перемещается в кресло премьер-министра страны. Наконец Ельцин - в обход своей же Конституции! - назначает его преемником и передает всю власть.При этом у Путина нет опыта руководства ни одним из министерств, нет опыта руководства ни в какой хозяйственной отрасли, нет наработанных политических связей.