Король Шаул - [10]

На обратном пути к костру, он старался представить, где они с Иосифом оказались. Сперва пробежали через длинную лощину, потом – мимо горы, на вершине которой должны находиться запасы веток для костровой почты. Отсюда через узкий проход в отрогах холмов быстрым шагом прошли по краю леса Эфраима, где Шаул ещё мальчиком ставил капканы на лисиц и зайцев. О существовании здесь прохода Шаул не знал, потому что этой весной не выходил со стадом из Гив’ы и не видел, что натворили зимние дожди. Когда новые ручьи и потоки пересохнут и исчезнут, проходы в горах останутся. Так бывало каждый год. За зиму многое изменялось в горах Эфраима, появлялись новые ущелья и долины, обрушивались своды древних пещер и возникали новые, иногда целые многоэтажные галереи с коридорами и колоннами. Летом, во время перегонов стад пастухи живут в таких пещерах, оставляют запасы зерна и сухих веток, в них ночуют идущие мимо караваны. Иногда люди подправляют своды бронзовыми ножами, рисуют на стенах охрой тайные знаки, устраивают алтари для своих богов, хоронят умерших в дороге. Опасаясь духов, иврим, перед тем как войти в пещеру, всегда произносят специальную молитву, и тогда волосатые демоны-сеирим засыпают и не вредят людям.

Шаул ещё некоторое время сидел у костра, разглядывая посеребрённое лунным светом небо и слушая, как поёт, ударяя ладонями по камню, развеселившийся после еды слуга. Сам Шаул петь стеснялся, но слушать других любил.

– Возвращаться будем по старой дороге, – сказал Иосиф. – Я знаю на юге хорошую тропу к Гив’е. Не печалься, хозяин, – засмеялся он, – завтра непременно отыщем ослиц отца твоего, Киша бен-Авиэйла.

Иосиф снова запел. Шаул, глядя на звёзды, размышлял. Как научил его дед, Авиэйл бен-Церор, он разделил небесное пространство на север и юг и узнал, что дом остался далеко. Шаул умел по закату узнавать погоду на завтра, определять, когда кормить и поить ослов, чтобы они вошли в полную силу к началу работ. Дед же объяснил ему, как определить в какой день лучше начать пахоту и в какой стрижку овец. Цвет неба на закате и расположение звёзд предупреждали о налёте саранчи, о дожде и буре и о рождении приплода у скота.

Ослицы голодны, размышлял Шаул, потянутся к жилью. Завтра надо будет обойти все селения вокруг, особенно крайние дома, те, что у самых гор.

Он наносил в пещеру травы, сделал подстилку на белой от меловой пыли земле и, закончив приготовления ко сну, вернулся к Иосифу. Тот ворочал веткой в углях, поджаривая хлеб. Оба попили кипятку с инжиром, загасили костёр, вошли в пещеру, завалили за собой ветками вход и улеглись.

Шаул вдыхал пряный аромат травы и удивлялся, что никак не может заснуть. Не то ему мешал храп слуги рядом, не то тревога за ослиц. Завтра нужно будет подняться ещё до рассвета, поесть, осмотреться и – в селения. Встанет тот, кто впустил к себе ослиц, захочет накормить их и перегнать подальше, а Шаул тут как тут: «Это – мои! Плату за то, что дал им ночлег, пришлю из Гив’ы с сыном, а ослиц забираю». Несколько лет назад один крестьянин из соседнего селения спрятал забредшего к нему чужого вола, а потом погнал его в надел Эфраима на базар. Вола по дороге опознали, и крестьянина убили.

С этими мыслями Шаул уснул. Но не крепко: слышал шакалов, которые пришли копаться возле костра в поисках остатков еды, писк ящериц и летучих мышей в глубине пещеры. Он садился и чесался, потому что муравьи забирались ему под рубаху, и снова засыпал. Ему приснилось, что он на пахоте, а над ним наклонился кто-то в красной рубахе – такой огромный, что борода его лежала поверх облака, и Шаул не мог разглядеть его лица.

– Ты не ангел? – крикнул ему Шаул. – Я ведь сплю, а у нас говорят, что видеть ангела во сне – к смерти.

Тот покачал головой: нет, я не ангел.

Потом он поднял руку, и плечи Шаула потянулись к небесам, однако ступни ног были прижаты к земле тяжестью тела. Человек в красной рубахе напрягся, и Шаул оторвался от земли вознёсся вверх и оттуда, как с горы, увидел всё маленьким: Гив’у, крестьян на полях, филистимлян, стреляющих их луков у себя в лагере.

Внезапно что-то случилось, и Человек в красной рубахе выронил Шаула на землю. Послышался звон, будто на Шауле была надета медная кольчуга.

Проснувшись, он тут же позабыл свой сон и лежал, прикидывая время по свету, проникавшему в пещеру. Вылез наружу, оглядел плато, на котором они расположились: холодная каменистая земля ожидала восхода солнца. Вдалеке на холме вырисовывалось большое селение, судя по высоте окружающей его стены – кнаанское. Когда там откроют ворота, можно будет поискать ослиц. Шаул спрыгнул вниз к родничку в камнях, умылся, вылил немного воды на землю – жертвоприношение – и долго стоял, разглядывая горизонт. Он увидел, как из пещеры, зевая и почёсываясь, вышел Иосиф. Заметив Шаула, слуга помахал ему рукой, повернулся и, подойдя к краю плато, стал мочиться.

Когда Шаул вернулся к костру, Иосиф уже вскипятил воду, окунул туда сухие листья мяты и покрошил инжир. Он протянул хозяину на прутике кусок поджаренной лепёшки и чашку с питьём. За едой оба разглядывали окрестности и обсуждали дорогу. Сошлись на том, что лучше возвращаться в Гив’у через земли, населенные биньяминитами, а значит, идти надо на запад.