Король серых - [16]

— Уф! — Вода действительно оказалась холодной — куда более холодной, чем можно было ожидать. Пока Джеремия держал ее в ладонях, она была терпимой, но, едва попав на лицо, обожгла лютой стужей, словно ему надели ледяную маску. Зябко поежившись — и теперь вполне проснувшись, — Джеремия попятился от раковины. Он отряхнул руки и открыл глаза.

В зеркале отражались какие-то фигуры. Они больше походили на тени, и все же явственно угадывались выражения их лиц: лица были искаженные, умоляющие, требовательные. Среди них были люди и нелюди.

Лишенные душ.

Тодтманн опешил и, раскрыв рот, уставился в зеркало. Затем он машинально зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел в зеркале лишь самого себя. Лица исчезли.

— Боже мой… — пролепетал он.

Джеремия в страхе — и вместе с тем исполненный какой-то отчаянной решимости — принялся озираться по сторонам. Как он и ожидал, в туалете — за исключением его самого — никого не было. Он заглянул во все углы, желая убедиться, что притаившиеся там тени — просто тени и ничего больше. Однако здешние тени выглядели вполне заурядными. Тодтманн глубоко вздохнул, но облегчения не почувствовал. Не обращая внимания ни на струйку воды, которая продолжала бежать из крана, ни на свои мокрые руки, он внимательно присмотрелся к зеркалу.

На поверхности зеркала была заметна мелкая рябь — должно быть, производственный дефект, — и можно было предположить, что, если смотреть на него под определенным углом — тем более когда вода застилает глаза, — отражение покажется искаженным.

Джеремию подобное объяснение не то чтобы удовлетворило, но он вынужден был смириться с ним, поскольку любое иное отдавало откровенной чертовщиной и вовсе его не устраивало.

Внезапно чей-то резкий хохот, раздавшийся за дверью, пронзил все его — и без того надломленное — существо, но он быстро оправился от потрясения, решив, что смеялся кто-то из его сослуживцев.

— Возьми себя в руки. — Джеремия поймал себя на том, что в последнее время довольно часто разговаривает сам с собой. Хотя Джеремия и прожил большую часть жизни один, но так и не приобрел привычки, которая зачастую вырабатывается у людей в аналогичном положении, а именно: рассуждать вслух. Он всегда подозревал, что у таких людей мозги чуть набекрень; теперь он был в этом уверен.

«Кофе. Мне надо выпить кофе». — Слова эти вертелись у него в голове подобно магическому заклинанию, но ему было уже все равно.

Джеремия завернул кран и вытер руки. В который раз он задавался одним и тем же вопросом: что с ним происходит? Однако все его попытки найти ответ оказывались бесплодными. Его здравый смысл, весь его предшествующий, пусть ограниченный, опыт, отказывались объяснить его галлюцинации чем-то иным, нежели прогрессирующим безумием, но от подобного объяснения он наотрез отказывался.

Однако ему становилось все труднее убедить себя в том, что с ним все в порядке. Что это, если не сумасшествие?

«Может, я просто переутомился». — Здесь была доля истины, но этого было явно недостаточно, чтобы объяснить все, что с ним случилось. Избегая смотреть в зеркало, Джеремия направился к двери. В этом проклятом зеркале словно сосредоточился весь его страх. Что если эти лики снова там?..

«Кофе. Мне надо выпить кофе».

Даже еще находясь за дверью, он ощущал восхитительный аромат, разливавшийся по коридору. Это был не тот сладкий букет, отличавший сорт, который он покупал прежде — или ему только казалось, что покупал? И все же запах был соблазнительным. Раздувая ноздри, Джеремия поспешил в буфет. Да, да, чашка этого черного, как смола, крепчайшего напитка положит конец злобному заговору темных сил против него.

Когда он подошел к двери буфета, оттуда выпорхнула молоденькая секретарша, в ладонях она бережно сжимала дымящуюся чашку. Джеремия точно зачарованный наблюдал, как мерно, в такт ее шагам, покачивается чашка, особенно завораживали поднимавшиеся над ней тонкие, словно резные, колечки дыма. Пораженный, он не мог двинуться с места до тех пор, пока женщина не повернулась к нему спиной, скрыв от его глаз заветную чашку.

Он зашел в буфет. Кофейник стоял на плите, наполовину полный. Не спуская с него глаз, Джеремия обогнул небольшой столик, вокруг которого стояли четыре пластиковых стула (должно быть, по мысли руководства, за счет сложных комбинаций со стульями буфет должен был вмещать пятьдесят с лишним человек), как вдруг вспомнил, что оставил свою кружку в боксе. Он посмотрел по сторонам, и взгляд его упал на термос с холодной питьевой водой. Рядом стояла стопка бумажных одноразовых стаканчиков и лежали салфетки. Бумажный стаканчик был не самой подходящей емкостью для горячего кофе, но Джеремия решил, что, если обмотает его салфеткой, то, может, и не обожжет пальцы.

Тодтманн подошел к плите. Он подумал, что есть какая-то странная ирония в том, что весь день мысли его вращались вокруг чашечки кофе. В этом было что-то похожее на его жизнь, которая вся строилась вокруг каких-то событий или обязанностей. Только не вокруг людей. Он слишком плохо знал людей, чтобы позволить им вторгаться в его размеренное существование. Когда он потянулся, чтобы снять кофейник с плитки, его содержимое еще булькало. Это означало, что кофе был свежий, только что сваренный. Он принюхался, ноздри защекотал приятный аромат.